Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так что – можно сказать, счастливый конец?
Пенни состроила рожицу.
– Ну… в какой-то степени. Я записалась на все курсы, которые только смогла найти. Отец получил возможность рассказывать друзьям, что я стремлюсь заработать три мишленовских звезды. Наконец я устроилась помощником повара в лондонское кафе. Там была достаточно простая кухня, но мне нравилось.
Пенни замолчала, по-видимому не желая больше откровенничать, но все же пожала плечами и продолжила:
– Потом дома все пошло наперекосяк. Моя сестра долго жила за границей, и среди знакомых поползли слухи о том, что она позволяет себе много лишнего. Каким-то образом отец ухитрился сделать виноватой в этом маму. Он всегда любил Фелисити больше и полагал, что она уехала из дома из-за мамы. Потом умерла бабушка… мама заболела. У нее была депрессия. Она начала звонить мне каждый день, плакать, упрашивать вернуться. Наконец я сдалась. Приехала домой – и увидела ее в таком состоянии, что испугалась. Я даже согласилась на уговоры отца стать ассистентом по связям с общественностью. Решила, побуду рядом с мамой. – Пенни вновь пожала плечами. – И какое-то время мой план работал. Отец прекратил ее третировать, и все стало потихоньку налаживаться. Для мамы, но не для меня. А потом Бретт решил вдруг поухаживать за мной.
– Бретт?
– Мне иногда кажется, что всех, с кем я когда-либо встречалась, привлекали деньги, – честно призналась Пенни. – И как я не понимала этого! Наверное, утратила бдительность. Бретт тот еще слизняк, но я в то время мало что соображала, и вся эта непрекращающаяся семейная драма действовала мне на нервы. Я ведь даже не поняла, что мама близка к нервному срыву, пока не приехала домой. Меня это напугало. Бретт очень хорошо разбирается в деньгах, он сообразителен и знает, как подольститься. А еще у него есть для этого внешние данные. О, и он умеет быть очаровашкой. Он мог сделать так, что рядом с ним я ощущала себя девушкой, о которой заботятся. И когда он сделал мне предложение, я по глупости согласилась.
– И все были довольны?
– Наверное, почти все, – грустно отозвалась Пенни. – То есть… Сначала я сомневалась, но я же мамина дочка. Отец был счастлив, мама тоже. На какой-то миг мне показалось, что у нас наконец все хорошо. Но потом вернулась Фелисити, и Бретт осознал, кто на самом деле папина любимица. Это означало, что можно связать свою судьбу не с дурнушкой, а с фотомоделью и при этом получить неплохое приданое.
– Вам многое пришлось пережить, – мягко произнес Мэтт.
– Да. Слишком большую цену пришлось заплатить за то, чтобы всем вокруг было хорошо, но тогда я этого не понимала. А сейчас все по-другому.
– Вряд ли.
Тут девушка улыбнулась:
– Может, не совсем – но после года, проведенного у Мэйли, точно будет.
– Вам туда не стоит ездить.
– Почему? Когда вода спадет…
– Вам там жутко не понравится. Не помню, когда Мэйли в последний раз ставил мышеловку…
Честно говоря, по-моему, он этого и не делает. Там повсюду дохлые мыши.
– Фу!
– Повсюду. Он их приманивает, но не убирает.
– Я могу убрать, если нужно, – дрожащим голосом произнесла Пенни.
– Я не сомневаюсь, но вопрос в том, нужно ли это делать. Разве родители не дают вам достаточно денег на любые капризы?
– Эй, полегче со словами. Ну, ладно, – сдалась Пенни. – У отца, конечно, много не выпросишь, но я получила наследство от бабушки и могу чувствовать себя независимой. Не назову это богатством, но мне хватит на то, чтобы основать компанию, специализирующуюся на банкетном обслуживании, в Аделаиде, например, или в Брисбане. Но пока мне нужно собраться с мыслями, а для этого лучше быть как можно дальше от Сиднея.
– Потому-то вы и отправились к черту на кулички в этой вашей розовой машине?
– Не надо.
– Что не надо?
– Не надо мне сочувствовать. Я прекрасно себя чувствую и не нуждаюсь в жалости.
– А что, вас некому даже пожалеть?
– Нет, – свирепо отозвалась Пенни. – Всем все равно. Подумать только, тот ужин, когда Бретт и Фелисити вошли рука в руке, мистер и миссис Высокомерие… Я была слишком подавлена, чтобы говорить, а мама не смогла за меня заступиться. Но, наверное, тут больше моя вина. Это моя жизнь – и я не могу больше тщетно стараться угодить отцу и спасти маму от всех бед. Я свободна, я развязала путы. Ну, а у вас какая история?
Мэтт допил пиво и сидел, с трудом борясь со сном. Сейчас самый подходящий момент, чтобы собрать посуду и двинуться спать. Но он все же спросил:
– Какая история?
– Кто-нибудь печется о вас? Вы ведь меня спросили об этом. Так вот, теперь я спрашиваю: кому-то небезразлична ваша судьба, Мэтт Фрейзер? Вы живете здесь отшельником. Неужели у вас нет девушки? Друга? Хоть кого-то?
– У меня есть дочь, – отважился он. – Ей тринадцать, и она живет в Штатах с моей бывшей женой.
– Тринадцать! Да ведь вы были почти ребенком, когда она родилась, – изумленно вымолвила девушка. – Ух ты! Так ваша жена забрала Лили в Америку. А разве это вот так просто… я имею в виду… вы согласились?
– Дэррилин встретила какого-то банкира, который спонсировал мой проект. Он был богат, жил в Нью-Йорке и мог предложить ей гораздо более интересную жизнь, чем та, что ждала ее со мной. А еще она была на четвертом месяце беременности. Когда уезжаешь из страны с ребенком, разумеется, нужно согласие второго родителя, но кто остановит беременную женщину?
– О, Мэтт.
– Все в порядке. Я навещаю Лили дважды в год.
– Она на вас похожа?
– Наверное, да, – медленно ответил он. – У нее такие же, как у меня, черные волосы, такие же карие глаза. Так что она точно моя дочь, если вы об этом.
– Нет, я ничего такого не имела в виду, – прошептала Пенни. – Я просто не представляю… вам, должно быть, ужасно тяжело было оставить ее там. Ну а как насчет… родителей? – сменила она тему разговора.
– Меня воспитывала мама.
– Эта ферма – вы ее унаследовали?
– Ну, примерно.
– Ага, то есть ваша мама состоятельная дама?
– Нет, как раз наоборот. – Мэтту с трудом давалось каждое слово, но он продолжал говорить. – Я родился, когда ей было восемнадцать, и ее некому было поддержать. С самых ранних лет я был самостоятельным ребенком… но мы справились.
Тут он умолк, не желая вдаваться в подробности. Какой смысл описывать свое детство, если большую его часть составляли бесконечные мамины кризисы в личной жизни? Что он в основном слышал от нее? «Обними меня, дорогой. Прости, я не могу не плакать. Ты не мог бы пойти купить пирожков к чаю? Может, сходишь за пособием и скажешь им, что мамочке нездоровится, нам нужны деньги? Скажи, у меня грипп… а то еще притащатся сюда».