– Остынь, – Бегун придержал его за плечо. – Куда прешь, бро? Жить надоело?

– Ты же сам сказал, что их там нет, – обиделся Облом. – Чё хватаешь?

– Хочешь сдохнуть первым? – спросил Бегун равнодушно. – Валяй! Лезь наверх, долбон! Ну!

– Я чё?.. – сдулся Облом. – Я ничё…

– Давай-ка вниз, бро… Потолкуем… – Бегун повернулся к Вождям спиной и начал спускаться.

Он спрыгнул с огромного ивового ствола, и они отошли в сторону, подальше от стоявших группой челов.

– Слушай, чувак, – сказал Свин негромко, обращаясь к Бегуну, – если у вас проблемы, давай я сгоняю. Поднимусь наверх, брошу внутрь подарочек, – он продемонстрировал лежащее на широкой ладони зеленое яйцо гранаты, – и все!

Бегун вздохнул устало.

– Я же сказал – они нужны нам живыми. Чем ты слушаешь, Свин? Жопой? Мы оставили племя на Шамана… Как ты думаешь, он будет рад занять твое место?

– А какого хрена я отдам Гребню свое место? – взвился Свин.

– Потому что покойнику никак не быть Вождем, – объяснил Бегун. – Ты меня достал, Свин. Ты сильный чел, Вождь и все такое, я так рад, что ты мой бро… Но нельзя, бл…ь, быть таким тупым. Ты убьешь их всех потом…

– Я уже понял… – отозвался Свин мрачно. – Ладно, командуй. Но так, чтобы они, – Свин едва заметно повел массивным подбородком в сторону челов-охотников, – не видели.

– Годится, бро… Ты – самый могучий! – развел руками Бегун.

Глаза его чуть сощурились, что должно было означать благожелательность и улыбку.

Облом просто ухмыльнулся.

– Шустрый, – вполголоса позвал Бегун.

От группы челов отделился тот, кого называли Шустрым – сухой, долговязый парень с густыми черными волосами, забранными в хвост.

– Живите вечно, Вожди!

– И ты живи вечно, бро…

– Что думаешь?

Бегун кивнул в сторону ивы.

– Двое поднимались, потом сошли. Есть следы веревок на коре.

– Что-то опускали вниз?

– Да.

– Куда ушли?

– Пока не знаю, Бегун. Я отправил Кислого и Пулю искать следы.

– Они могут все еще быть наверху?

Чел хмыкнул.

– Ты бы стал дожидаться нашего прихода, Бегун?

– Я бы не стал. Но нужно проверить дом, Шустрый.

– Хорошо, вождь.

Шустрый повернулся, чтобы уйти, но Бегун придержал его за плечо.

– Послушай, бро, не ходи туда сам. Не надо. Пошли туда самого медленного…

– Хорошо, Вождь…

Но Бегун не снял руку с плеча Шустрого.

– Или самого глупого…

– Хорошо, вождь.

– Или самого непослушного, – сказал Бегун, не ослабляя хватки. – Того, кто тебе не нужен. Вчера погиб Нога, бро…

– Я знаю.

– Мы все скорбим, Шустрый, но Закон есть Закон. И он говорит – Вождей должно быть четверо. Ты понимаешь, о чем я?

– Да, Бегун.

– Хорошо. Иди.

Шустрый бегом вернулся к челам – их было пятнадцать, вызвавшихся идти добровольно. Взять с собой больше Вожди не решились, чтобы не оставить племя беззащитным. Вскоре от отряда охотников отделился невысокий коренастый чел и начал взбираться на ветлу.

– Он выбрал Грустного, – сказал Бегун, обращаясь к Вождям. – Неплохой выбор. Он не дурак, этот Шустрый…

Грустный быстро взлетел по стволу до того места, где от него расходились толстые ветви кроны, и исчез из виду.

Еще через минуту он со всеми предосторожностями приподнял крышку люка, ведущего в дом Белки, стволом автомата и в образовавшуюся неширокую щель оглядел внутренности «гнезда». Он не мог видеть зеленый гнутый брусок «клеймора», прикрепленного прямо над проемом к потолку, а вокруг люка все было чисто. И тогда Грустный открыл крышку…

Резкий и громкий хлопок разорвал утреннюю тишину. Охотники мгновенно рухнули в траву, Вожди метнулись за полусгнивший ствол поваленного дерева, лежавший рядом. Но взрывов больше не было. Просто что-то тяжелое, хлюпнув, ударилось о ветки и рухнуло наземь возле ивы.

«Клеймор» – мина направленного действия, и Белка расположила ее так, что поток поражающих элементов ударил точно в проем, сметая все на пути. То, что упало на землю, уже мало напоминало Грустного.

– Ну вот, – сказал Бегун, отряхивая колени. – Одним претендентом на место в нашей теплой компании стало меньше…

В этот момент крона ивы вспыхнула белым огнем и взрывная волна разметала все вокруг.

Дом Белки рванул целиком.

* * *

Белка услышала взрыв – над водой даже слабый звук разносится на многие мили, а этот грохот был очень силен – и ухмыльнулась. Над берегом, до которого уже было больше мили, встал дымно-огненный столб.

Книжник спал, положив голову на один из вещмешков, и от этого грохота только заворочался, глаза его под веками заходили туда-сюда, но он вздохнул и снова затих. Обшарпанный и мятый нос «дюральки» рассекал зеленый ковер водорослей.

Когда лодка выскочила с «зеленки» на участок чистой воды, шуршание вдоль бортов сменилось журчанием. Тут глубина явно выросла, шест перестал доставать дна и остаток пути до нового покрывала из ряски лодка двигалась по инерции. Впереди высился островок, поросший камышом и каким-то приземистым кустарником, судя по всему, колючим. На одной из веток, зацепившись за шипы, болтался кусок выцветшей ткани. Белка нашла его глазами и едва заметно кивнула, направляя «дюральку» в проход, обозначенный обрывком. Лодка с трудом протиснулась в тесный проливчик, но дальше он стал шире. Мерно погружался в воду шест, Белка изредка пригибала голову, уворачиваясь от веток. Воздух наполнился холодным запахом вечной тени, сероводородной вонью и гудением – вокруг беглецов закружились комары.

От жужжания и укусов насекомых проснулся Книжник. Он привстал на локте, вглядываясь в темную воду за бортом. Она была прозрачна, и снизу, от невидимого дна к поверхности, поднимались красивые круглые пузыри.

– Не вздумай опускать руку за борт, – предупредила Белка негромко. – И не смотри, не надо…

– Куда?

– В воду не смотри, – повторила она.

Книжник не успел отвести взгляд, как перед ним, под самой поверхностью проскользнула человеческая рука. Кисть с тонкими пальцами, хрупкое запястье, предплечье, обернутое тканью…

Тим отшатнулся, привстал, глядя за корму, снова посмотрел в воду возле борта…

Из-под темной воды на него смотрело человеческое лицо. Лицо старой женщины. Практически нетронутое, только часть верхней губы и крылья носа были обгрызены, что придавало в целом правильному овалу странную асимметричность. И в открытых глазах старухи не было ни белков, ни радужки – плескалась в глазницах глянцевая тьма, словно туда налили чернил.