— Не надо, я умоляю тебя! — взвизгнул он.

Она побоялась, что проснется Мишель, и опустила руку.

— Чтоб к утру, когда я проснусь, тебя здесь не было...

— Это мой дом, шлюха!

Она ударила его еще раз. Схватила, притянула к себе.

— Или я тебя придушу, мразь! — прошипела она ему в лицо.

Развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Добралась до остывшей постели; легла, свернувшись калачиком, как когда-то любил спать Кузовлев. Однако коньяк не действовал. Наоборот, Алена словно отрезвела. И ничего, кроме ясной трезвости и холодной пустоты в душе.

Проснувшись утром от болтовни Анри и Стефана, поднялась, набросила халат, прошла в спальню Филиппа, ногой распахнув дверь, и готовая выбросить его из окна. Но Филиппа в комнате не было. Она вернулась к себе, открыла форточку, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Да, дороги ужасные, — вздыхал обстоятельный Анри. — На ногах не устоишь!

Ее взгляд упал на красный сапожок, спрятанный под елочкой, и она вдруг вспомнила загадочную просьбу Мишеля. Подошла, запустила руку и достала красивые швейцарские часы с серебряным браслетиком. Они тикали и показывали половину восьмого.

Алена умылась, взяла косметичку, присела перёд. зеркалом, взглянула на свое лицо и ужаснулась, глаза пустые, мертвые, и чем восстановить их прежний

блеск — непонятно. Мишель сразу же заподозрит неладное, а трусливое бегство его сына усилит это подозрение. И что делать? Она попробовала улыбнуться, но улыбка превратилась в жалкую гримасу.

Нежнова выскочила на крыльцо, чтобы забрать сливки и молоко, и увидела Виктора в рыжей короткой дубленке, выгуливающего длинноухих биглей. Выпрямилась, попыталась улыбнуться, задорно махнула ему рукой, но бывший шпион, перехватив ее взгляд, Прочитал в нем все как по открытой книге.

— Что-то случилось? — неожиданно спросил он.

У Алены задрожали губы, две предательские слезинки скатились по щекам. Виктор привязал собак к калитке и метнулся к ней.

— Что случилось, Алин?

Она не выдержала, расплакалась. Он осторожно прижал ее к себе.

—Я видел, утром уезжал Филипп. Он вас обидел? — прошептал Рене.

Алена кивнула. Виктор еще крепче прижал ее к себе, погладил по волосам.

— Это я виноват, — вздохнул он. — Я хорошо знал нрав этого негодяя. Когда тот не в меру выпьет, способен на любую подлость. Я знал и мог предотвратить. Простите меня, Алин!

— Вы не виноваты.

— Нет, виноват. Я знал. Знал, видел! Мишель слеп, как все отцы, а я умыл руки, как Понтий Пилат.!

— Как кто?

— Неважно. Хотите, я отвезу вас в полицию?

— Ни к чему это.

— Я вас понимаю. Тогда забудьте обо всем! Этот мерзавец не стоит ваших слез!

Алена шумно вздохнула, шмыгнула носом.

— Когда пойдете на прогулку с Мишелем, скажите

ему. что я приглашаю вас после прогулки к себе! Обязательно! Договорились?

Она кивнула, слабо улыбнувшись.

— Ну вот и хорошо! Будем праздновать Рождество, а ваше присутствие станет самым счастливым мгновением в моей жизни!

Ободряющие слова Виктора успокоили ее, она с -улыбкой вошла к Мишелю, поблагодарила его за часы, которые уже красовались на ее руке, даже поцеловала в щеку, и он так обрадовался, схватил ее за руку и долго не отпускал. И за завтраком, и потом на прогулке он болтал без умолку, прихватывал пригоршнями снег, пробовал его лизнуть, но Алена, делая вид, что крайне возмущена, немедля пресекала эту ребячью шалость, что лишь добавляло хозяину радостного настроения.

— Тебе хорошо, на твоей родине всегда много снега, — жалобно вздыхал Мишель, — у нас он выпадет и тут же растает! А у вас сколько снега зимой?

— Иногда столько навалит, что под самую крышу сугроб подходит!

— Я хочу к тебе, туда! — потребовал мсье Лакомб. — Ты пригласишь меня в Заонежье? Пригласишь? Я тебя умоляю, скажи «да»!

Алена кивнула.

Накануне прихода сватов пошел первый снег. И настала такая тишина, что тревожно защемило сердце. И мать, прибежав с обновкой от Грабовых, ярким, цветастым полушалком, стала вдруг уговаривать ее пойти за Петра.

— Бригада Грабова, говорят, лучшая во всей артели Его самого-то на орден выдвигать собираются, премию чуть ли не три тыщи выписали, Конюхов, видишь, как его двигает! Поближе к власти, поболе сласти... Сама решай, конечно, тебе жить. Только если между хирургом твоим и Петром выбирать, то Грабов-то посильнее будет! Этот уж золотушный больно!

Алена не выдержала и разрыдалась. Аграфена Петровна приласкала дочь, стала утешать:

— Да что с тобой? Иль влюбилась?!

Она вытерла слезы, схватила куртку и помчалась в больницу, но Кузовлев уже ушел домой отсыпаться. Алена побежала к хирургу домой. Матери рассказывать об условии Грабова бесполезно. Повздыхает и не поверит. А если поверит, то скажет: «Выходи за него, знать, судьба у тебя такая! Стерпится - слюбится!» Станислав же Сергеевич умный, он найдет выход, даст разумный совет.

Она взбежала на второй этаж, громко забарабанила в дверь, потом вспомнила про звонок, вдавила его и держала до тех пор, пока Кузовлев не открыл дверь.

— Что случилось? Кого-то в больницу привезли? Входи! — почему-то прикрывая руками длинные семейные трусы, бросил хирург. — Я сейчас!

Он забрал одежду и ушел в ванную. Алена прошла на кухню, увидела бутылку «Жигулевского», открыла ее и ополовинила прямо из горлышка, даже не почувствовав привычной горечи. Присела на табурет. Потом кинулась к холодильнику, достала кусок копченого сала, отрезала, стала жадно есть, запивая пивом. За этим занятием ее и застал Кузовлев. Он уже был одет.

— Ты, кажется, раньше не любила пиво.

— Раньше мне не отворачивали голову.

— Что случилось? Ты можешь толком объяснить?!

Она все ему рассказала, в том числе и о своей

догадке о слежке Грабова за ними. Он сначала не поверил.

— Ты меня разыгрываешь?

— Нет, я тебя не разыгрываю! И он нас не разыгрывает. Он услышал твои слова об убийце, о руках по локоть в крови, о мужлане — и готов мстить. Петр отказывается от мести, если я выйду за него. Все просто, но что делать, ума не приложу!

Она не выдержала, схватила сигарету и зажигалку, но он отобрал, принес початый пятизвездочный «Арарат», налил ей рюмку, и она ее залпом выпила.

— Коньяк пьют по глотку.

— Да пошел ты!

Станислав Сергеевич обиделся, но снова наполнил ее рюмку. Алена не стала опрокидывать рюмку залпом, а выпила ее в три глотка.