— Эта сволочь хочет дожать нас; — Она болезненно улыбнулась. — Чтоб завтра я не сомневалась, какой ответ сватам давать.

— Ты хочешь отказать им?

— А ты что посоветуешь?

Станислав Сергеевич пожал плечами.

— Если ты сомневаешься, значит, в глубине души хочешь, чтобы я сказала им «да» и вышла за него замуж.

— Я этого не хочу!

— Тогда я им отказываю?

— Подожди! Дай мне сосредоточиться.

Он достал из сумки новую бутылку армянского пятизвездочного «Арарата», налил полстакана себе,

предложил Алене, но та наотрез отказалась. Кузовлев отхлебнул.

— Он ведь мог с тобой сделать все что угодно! — глотнув коньяка, сокрушенно вздохнул хирург.

- Наши мужики с бабами не воюют. А вот тебя он люто ненавидит! И тут есть о чем задуматься!

— О чем?

— Что выхода у меня другого нет! — Она оглянулась в сторону комнаты, где лежала окровавленная подушка. — Когда мужика так сгибает, то на выпрямление. одних суток- мало. Он ведь нарочно себе и нам двое суток дал, чтоб обратного хода не было. Всерьез это у него... .

— Но он больной! Как ты с ним жить будешь?

— Хорошо, давай не пойду за него! — язвительно парировала Алена.— Как скажешь, милый, так и сделаю! Какие наши планы на медовый месяц?!

— Все, шабаш, пошли к Конюхову! — поднимаясь, решительно проговорил Кузовлев.— Если раньше я еще сомневался, то теперь все! Я ему покажу, как такие фокусы вытворять! Робин Гуд, мать его так! Вот сволочь!

— Поосторожней, здесь и стены уши имеют!

— Пошли!

— Что ты Конюхову скажешь? — спросила она.

— Скажу, что Грабов меня убить хочет, крыс подбрасывает! Этого мало?!

Он снова налил себе коньяку.

— А доказательства есть?

— Ты же свидетель!

— А Грабов скажет: докажите! И угрозы в адрес хирурга Алене Васильевне померещились спьяну, поскольку коньяком от меня как из пивной бочки разит. Да и ты не трезвый! Зачем, скажет он, мне такие глупости? Я еще и ухаживать за медсестрой не начинал, один танец в клубе всего станцевали. Ошибочка

тут какая-то, явный оговор! И что мы в ответ предложим? -

— А крыса, крыса?!

— Это и мальчишки могли подбросить, да кто угодно! Кроме того, я спала, кто-то вошел, я даже не проснулась. И дверь никто не взламывал. Как мы сей факт нашему Конюхову объясним? «Странно все, очень странно!» — прогудит он. А Петр Грабов, орденоносец, ветеран войны, передовик труда, на хорошем счету у руководства, ни в чем плохом до сих пор не замечен. Конюхов дружит с его отцом. И что ему делать? Он попытается успокоить наше болезненное воображение, пообещает поговорить с Грабовым, на том все и закончится. Никаких реальных шагов предпринято не будет, мы же с тобой в дураках окажемся!

Кузовлев помолчал.

— Умно рассуждаешь, — пробормотал он.

— А я в школе выше всех прыгала. Меня даже росомахой звали...

— Да, ты похожа!

— Неужели? — усмехнулась она.

— Что-то есть. — Станислав Сергеевич допил коньяк. — Но что же делать-то?!

— Что делать, когда он нас в угол загнал!

Кузовлев вытащил круг копченой колбасы, ловко

почистил ее, аккуратно порезал, кружочками на до-щечке, потом достал хлеб, соленые огурцы, сделал бутерброды. Алена вспомнила, как хирург хвастался тем, что умеет вкусно готовить: варить борщи, делать судака под белым польским соусом, выдумывать разные закуски, салаты, а на котлеты он даже имеет патент от одного ресторана. Такой вот он необычный умелец. Единственный пробел — это всякие пирожки, шаньги, торты. К ним сознательно не подбирался, решив что-то оставить и на радость будущей жене, а так бы и по тесту смог научиться. Если б не страсть к хирургии, то, наверное, стал бы кулинаром, У него и в семье так: отец один из первых блестящих пластических хирургов, а мать — отличный кулинар.

— И что, теперь? Сидеть сложа руки? — снова завелся хирург, подавленный рассуждениями Алены. — Да, согласен, со стороны это выглядит глупо. Нелепые подозрения и прочее! Но быть овечкой на заклание тоже не хочу! Может, поговорить с Грабовым? Он же не дурак!

— И предложить ему денег, — усмехнулась Алена.

— А почему бы нет?!

— Во-первых, он никогда не возьмет, а во-вторых, я никогда до такого унижения не дойду!

— А идти за него замуж по шантажу — это нормально, да?! — озлился Кузовлев.

— Дурак вы, Станислав Сергеевич!

Слезы блеснули в ее больших глазах, она подскочила, бросилась в прихожую, и не успел хирург опомниться, как Алену вынесло за дверь. Он выскочил следом, пытаясь ее удержать, но медсестра сбегала уже по лестнице.

— Я ему откажу, так и знайте! — выкрикнула она. — Вы сами меня к этому вынудили!

Резко хлопнула входная дверь, и на улицу в тапочках Кузовлев уже не побежал, понуро вернулся в квартиру, присел на обувной ящик, точно собираясь шнуровать туфли и бежать следом за своей помощницей, но что-то вдруг надломилось в его душе, он обхватил голову руками и в голос застонал от отчаяния.

Весь следующий день им с самого утра не удавалось встретиться. Хирург с восьми работал в операционной, двух больных надо было вытаскивать с того света, оперировать неотложно, а Нежнова сидела в

перевязочной, раздавала лекарства стационарникам, консультировала старушек, крутясь как белка в колесе..

После второй операции Семушкин затащил Кузовлева к себе, налил рюмку коньяка, тот выпил и, увидев, что на настенных часах главврача двадцать минут седьмого, выскочил оттуда как ошпаренный, но в ординаторской Алены уже не было, а вахтерша тетя Маша лишь развела руками: медсестра ушла минут двадцать назад.

— Двадцать минут? — обомлел он.

— Ну минут пять седьмого, но не. позже.

Станислав Сергеевич увидел, в окно «скорую», выскочил, заставив шофера мчаться следом, за медсестрой, оправдываясь тем, что она унесла нитки и нечем зашивать больного, которого он только что прооперировал.

— Как же так она нитки-то унесла? — недоуменно ворчал шофер.

Они короткой дорогой примчались к дому Нежновой, хирург ворвался в дом, но в горнице, кроме Аграфены Петровны, никого не нашел.

— А где...

— Не пришла еще! Скоро сваты придут, а ее нет! Хотите, подождите.

— Да нет, мне надо в больницу.

Он застыл на месте, не решаясь, что делать: то ли дожидаться Алену, то ли ехать обратно.