– Я еще работаю. Ты слишком рано. – Он взял ее под локоть и настойчиво повел к маленькой двери в конце кабинета. Лера вошла в процедурную, тяжело опустила сумку на кушетку, скинула куртку и стала расстегивать молнию на платье.

– Ты чего?

– Ну я же должна переодеться. Чтобы «хвост» меня не узнал. – Она, извиваясь, вылезла из узкого платья, нагнулась и стала скатывать с ноги черный блестящий чулок.

– Угомонись! – Андрей услышал какое-то движение в кабинете и сделал шаг к двери, но не успел – в процедурную влетел Пашка.

– Андрей, что у нас в понедель… – Увидев полуголую Леру, он осекся: – Прошу прощения.

Валерия расхохоталась, Пашка пулей вылетел из процедурной, Андрей последовал за ним:

– Я тебе говорил между прочим, стучаться надо.

– Ну ты, брат, вообще… – буркнул Пашка и умчался.

В Москву возвращались вечером в воскресенье. Донской успел сто раз пожалеть о том, что поддался уговорам любовницы и согласился на поездку. Два дня в обществе Валерии не мог скрасить никакой волшебный секс. Мало того что она без умолку болтала, так еще в каждом встречном ей мерещился шпион, подосланный мужем, и Андрей в конце концов всерьез испугался за ее рассудок.

«Ее бы подлечить все-таки немного по части мозгов, – думал он, выруливая с загородного шоссе на МКАД. – А то, чего доброго, от какого-нибудь сильного переживания совсем слетит с катушек».

Высадив Леру, он отправился домой. Галина скупо поинтересовалась, как прошел симпозиум, недоверчиво выслушала его ответ и, поджав губы, удалилась в спальню, сообщив, что ужин ждет его на плите. В прихожей Катерина старательно красила губы перед зеркалом, собираясь на концерт какой-то рок-группы.

– Ты не слишком раскрасилась? – Донской чмокнул дочь в макушку. – Тебе этот цвет не очень идет.

Та, выскакивая за дверь, бросила:

– Тебе-то какое дело!

Донской долго пил чай. Он не хотел признаваться самому себе, что соскучился по запискам Nizы, не хотел думать о Гордеевой и специально медлил. Но вот Милорд, поворчав, отправился в спальню, на свое законное место в мягком кресле, а Донской прошел в кабинет.

Он включил только настольную лампу, высветившую желтый круг с пепельницей посередине. Экран компьютера таинственно мерцал, приглашая погрузиться в другую жизнь, где действуют совсем иные, отличные от устоявшихся законы и правила. Донской не читал газет, не смотрел сериалов, а книги разлюбил еще в детстве, так как считал, что никакая книга не будет интереснее настоящей жизни. Впервые за многие годы его заинтересовали чужая душа, чужие мысли, переживания, даже если они выдуманные.

«Вот вопрос: чем вызвана, к примеру, жестокость любящих, беспрестанно мучающих друг друга вспышками ревности, гнусными подозрениями, отвратительными уличениями и так далее, и тому подобное? Эгоизм ли это? Или присущая некоторым человеческим индивидам страсть к саморазрушению? «Цыганская страсть разлуки»! Я снова задалась этим вопросом, уже будучи давно взрослым человеком.

Еще вчера я договаривалась с дилером о личной для меня сборке «Мерседеса». «Мерседес», как первая любовь, никогда не ржавеет. Я считаю, гелентваген мне к лицу. Он мне идет, как Марлен Дитрих ее неизменный смокинг. Я сама на него заработала. Весьма возможно, что это не повод для гордости и даже попахивает претящим мне феминизмом. Особенно если учесть, что я не состоялась как жена, как мать, однако… Я отклонилась от темы.

Итак, о жестокости, друзья мои. О самом естественном, самом первородном человеческом проявлении. Совсем недавно я столкнулась с нею, и не где-нибудь, а в стенах дорогой респектабельной клиники. На следующий день после того, как лебезил передо мной представитель «Мерседеса», другой человек, врач той самой клиники, кинул мне не глядя: «Зайдите в понедельник!»

Мне стало обидно до слез. Зачем же так надменно, не поворачивая головы, словно я – не состоявшаяся личность, а некая бедная родственница, приехавшая погостить из Иркутска? Впрочем, я со своими родственниками так не разговариваю. Даже с бедными. А теперь этот человек отнял у меня надежду думать, что он добрый, великодушный, милосердный. Впрочем, его грубость по отношению ко мне была сродни детской жестокости. То есть он не был в ней виноват. В конце концов, даже самый лучший врач не в состоянии одарить участием и благородством всех своих пациентов. Не может же он каждый раз проникаться, выжимая душу насухо. «Зайдите в понедельник!» Милосердия, Господи, милосердия…»

Сомнений больше не было – это она, Нина Гордеева. Впечатленный открытием, Донской вскочил, залпом опрокинул полстакана коньяка и принялся мерить шагами комнату. Привлеченная шумом, в кабинет заглянула Галина, уже переодевшаяся ко сну в тонкую ночную рубашку.

– Ты что это? Неужели симпозиум так тебя удивил?

– А? Да, было много интересных докладчиков.

– Мм… Наверное, это один из них перепачкал всю твою рубашку губной помадой?

– Галя, ну что ты начинаешь, – раздраженно буркнул Андрей. – Что за манера выяснять отношения на ночь глядя.

– Я не собираюсь ничего выяснять, все давно уже выяснено. Просто мне кажется, нам с тобой лучше развестись. Катя уже взрослая, она поймет…

– О господи! – Донской подошел к бару и плеснул в стакан коньяка. – Это обязательно обсуждать сейчас? Честное слово, Галь, я очень устал!

Жена с сожалением посмотрела на него и, вздохнув, вышла из кабинета.

Донской не воспринял ее слова всерьез. За долгие годы брака она не раз заводила речь о разводе, устав от его вечной занятости, издерганности, сменяющихся пассий. Он давно уже сжился с легким чувством вины перед супругой. Впрочем, все можно объяснить: женился он молодым, ничего не знающим о жизни влюбленным болваном, а через полгода почувствовал первые приступы невыносимой скуки и отвращения к совместному быту. Только вот менять что-то было поздно – до Катькиного рождения оставалось меньше двух месяцев. С годами все как-то устоялось, Андрей не считал свой брак особенно неудачным и не горел желанием что-то менять.

«Ладно, завтра поговорю с женой, успокою ее, заставлю прогнать эти дурацкие мысли о разводе. Значит, Гордеева. Нина Гордеева…»

Наутро просматривая в Интернете новости прежде чем отправиться на работу, Донской обратил внимание на заголовок одной из статей: «Федор Полянский подает в суд на пластического хирурга». Андрей открыл полный текст статьи:

«Несколько дней назад в газете «Скандалы недели» появились фотографии знаменитого поп-исполнителя Федора Полянского, сделанные до и после пластической операции по подтяжке кожи лица. Фотографии были сняты в клинике «Галатея», в которую Полянский обращался в прошлом году. Кто опубликовал фотографии, доподлинно неизвестно, однако певец уверен, что к этому приложил руку оперировавший его пластический хирург Донской А. А.

«Поклонники были очень расстроены, когда увидели мое имя на страницах мерзкой газетенки, – заявил нашему корреспонденту Полянский. – А я сам… я настолько возмущен нечистоплотностью доктора. Ведь это нарушение врачебной тайны! Я глубоко переживаю эту ситуацию. Буквально не могу выступать. Надеюсь, кто-то ответит за мои испорченные нервы!»