кишлака, про который сам собой слагается стих:

Унылый серый кишлак,

Где свет один — чайхана,

Где за дувалом — мрак

(Дувал — по-русски стена).

Где бабаи в чапанах

Неспешно дуют на чай,

Где почитаем аллах,

(Ты, власть, на них не серчай!)

Где и сегодня калым

Любовь и ЗАГС заменил,

Где над мангалом дым

Путников в дом заманил.

Женщина где не в чести,

Кормит гостей в чачване

(Чачван, ты меня прости —

Намордник, как в страшном сне).

Вот ведь каким был кишлак

Тот, где родился Рашид.

Шофер наш, как видно, дурак —

В кабине всю жизнь он проспит.

К вечеру мы опять без сил, наверно, от воздуха. У Г. Ф. голова болит от насморка, у меня — от забот. Нестабильны показания прибора, я в волнении. А погода и сегодня хороша. Утром мы в ватниках, днем можно загорать в трусиках.

7.04. День в работе. Вечером тихий отдых был испорчен депешей из ВНИИГа, полной расстройств. Мы возбудились и в ответ послали телеграмму на 40 слов, где снимали с себя все обвинения.

8.04. Днем на легком катере «Волга» со скоростью 75 км/час в обществе за-за-заикающегося моториста Володи ездили на Чаткал и Пскем мерить температуру воды. Тепло. Хорошо. Пейзаж — Рерих: вода, горы… Ощущение — блеск! Загораем мордами, мечтаем о полном разнагешении. Но работа прежде всего. Завтра рано утром едем в СЭС в Ташкент, где говорят — тепло и зелено.

Весна пришла с опозданьем,

Криком с утра ишака,

Птиц — над окном щебетаньем,

Гор зелененьем слегка.

Почки так толсто набухли,

Вот-вот взорвутся цветком,

Сапоги заменили на туфли,

Редис продают с лучком.

Солнце с утра далекое

Так днем распаляется,

Что к обеденному сроку

В земле можно жарить яйца.

Местные шубы скинули

И ходят в деми-плащах,

А мы оголенные спины

В солнечных жарим лучах.

9.04. Пятница. Накануне долго спорили: ехать — не ехать, быть или не быть нам в Ташкенте. Я победила: документы для СЭС прибыли, мужчин в цемпотерну в пятницу не дают, значит надо ехать. Г. Ф. долго сопротивлялась, ворчала, говорила, что я ее задавила. Но в 7:30, полные планов на два-три дня, деловых и развлекательных, с набитыми сумками мы ехали навстречу теплу и солнцу в зеленый Ташкент (там +20). Дальше лучше в стихах:

Устав от недельной заботы,

Выбрав удачный момент,

Сняв ватник, платок и колготы,

Собрались на week-end в Ташкент.

Наметили планов немало:

Гидропроект, ОблСЭС,

По старым пройтись кварталам,

С камерой или без,

Поехать к Сережиной маме,

Домой сувениров купить,

Ташкентских родных и знакомых

Посылками одарить,

Письмо на Главпочте проверить,

В экскурсии побывать,

Шубу из норки померить

И плов в «Купалах» пожрать.

Наметив программу эту

В трехдневный выполнить срок,

И, нагрузившись пакетами,

Вышли мы за порог.

В 10 — Сережина мама,

В 11 — ОблСЭС,

В полдень по старым кварталам

С камерой бродим и без,

В час — в «Купалах» побывали,

В 2 забежали в «Проект»,

К 3 всем родным и знакомым

Коробки роздали конфет,

Ровно в 4 с Главпочты

Письма послали домой,

В 5 — посмотрели на шубу

И закричали «Бог мой!»

В 6 — в турбюро мы узнали,

Что посмотреть нам и как,

И, не купив сувениров,

В 7 — возвратились в Чарвак.

Оглохнув от шума Ташкента,

Устав от его кутерьмы,

В горах конец week-endа

Продолжить решили мы.

10.04. Суббота. Проснулись под серым небом. Черт побери! А как же загар? Но днем хилое солнце все-таки показалось. На полу комнаты утроили солярий. Ноги торчат с балкона, сами на ковриках мерзнем, но принимаем воздушные ванны. На базаре — мура. День прошел тихо-мирно. Вечером наконец познакомились с нашим живым будильником — ишаком, что будит нас в шесть утра и ревет под окном по вечерам. Умилились до слез, такой он был худенький — черненький лапочка. Дали имя ему Лагман (не путать с узбекским кушаньем!). Про него тут же созрел стишок:

На горной тропке на крутой

В вечерний час под светом лунным,

Подобно статуе немой,

Стоял у скал ишак бездумный.

В его неразвитом мозгу

Всплывали пестрые картины:

Вот он пасется на лугу

В семье ишаче-лошадиной,

С ним рядом и отец, и мать,

Что не дадут его в обиду.

И жалобно тогда поржать

Он был готов лишь так, для вида.

Людей он знал издалека,

И не имел он с ними дела.

Работал ишачок слегка,

Да и считался неумелым.

Потом он вспомнил про нее,

Про серую свою подругу,

С кем радостно делил житье,

Трудился и бродил по кругу.

Она упала прошлый год,

Когда овса гнилого съела.

Ох, как он ржал — несчастный скот,

Как звал, как плакал неумело!

Все это вспомнилось опять

В вечерний час при свете лунном…

Вот почему раскрыл он пасть

И звук с трудом исторгнул трубный.

Потом ревел «И-А» с надрывом —

Наш славный черненький ишак.

А нам, девицам не плаксивым,

Заснуть не удалось никак.

11.04. Воскресенье. Весь день льет дождь. Урюк расцвел. Заведующая гостиницей сообщила, что ишаки кричат, когда сексуально озабочены. Сегодня прочла «Холстомер», «Неточку Незванову», Нагибина…

12.04. Понедельник. Нам надлежит работать в потерне. По закону подлости солнце целый день. Одержана победа — делаются деревянные лестницы на наклонных участках потерны, там шла работа в субботу и воскресенье, то есть записка Арутюняну возымела действие. Но зато нам не дали в помощь мужчин — не можем туда идти сегодня, только завтра.

Сегодня