Многое зависит от состояния, – продолжает пианист. – Сегодня у меня такое состояние – я могу так сыграть; завтра другое – я сыграю иначе. Самое главное – владеть материалом. Тогда я могу позволить себе какие-то импровизационные нюансы; это значит, что я живу этой музыкой. Иногда, когда я много играю то или иное произведение, мне кажется, что я чуть ли не сам его сочиняю прямо сейчас. Хотя, конечно, я очень люблю всех авторов, которые написали такую гениальную музыку. Жизни человеческой не хватит, чтобы сыграть всю замечатель– ную музыку. Очень много желаний, очень много всего хочется еще сыграть, и всего не успеваешь. Конечно, главное – раскрыть замысел композитора, – продолжает Штаркман, возвращаясь к теме соответствия стилю и проявления индивидуальности. – Есть в истории музыки несколько крупных групп композиторов, различающихся по стилю, – классики, романтики, импрессионисты и т.д. Но для меня мало такого деления. Для меня каждый композитор имеет свое неповторимое лицо. Бетховен – мо– гучий, Моцарт – прозрачный, Гайдн – великий юморист…, а ведь все – венские классики. Кроме того, в разное время один и тот же композитор бывал очень разным. К примеру, Бетховен молодой, средний и поздний – это разные композиторы. Бетховен поздний – это уже романтик. У каждого композитора есть что-то своеобразное, и я стараюсь найти "свое" звучание для каждого. Это очень трудно, но необходимо. Я говорю своим студентам: вот Шопен, Шуман и Шуберт – все они романтики. Но у Шопена один стиль, у Шумана – совсем другой, а Шуберт – где-то между классиками и романтиками. Он классический романтик или романтический классик. И для исполнителя – совершенно разные вещи: играть песни Шуберта или сонату Шопена. И еще совсем другое дело – сонату Листа, например. У Листа – насыщенные краски, огромный динамический диапазон. У Шопена – значительно меньше диапазон, нет таких звуковых эффектов… И играть Шопена, между прочим, труднее. А Шуман – из всех романтиков, так сказать, самый романтичный. Я очень люблю его музыку, много ее играю в течение всей жизни. Не только "Карнавал", но и "Детские сцены", Фантазию, "Фантастические пьесы", романсы для фортепиано, Юмореску, Концерт. Играю с партнерами Квинтет Шумана, оба вокальных цикла. И когда бы, в каких обстоятельствах я ни играл Шумана, я всегда ощущаю, что очень люблю эту музыку.

На вопрос, где он больше всего любит играть, Наум Львович отвечает в характерном для него стиле:

– Я люблю играть хорошую музыку в хорошем зале на хорошем инструменте хорошим людям. Хорошие люди есть везде, в каждой стране, и почти везде есть хорошие залы и инструменты. В некоторых залах нет инструмента – иногда концерты проводятся в залах, специально для этой цели не приспособленных: театрах, церквях, ста– ринных замках или виллах. Тогда в зал, где будет проходить концерт, привозят рояль. Предварительно исполнителя ведут туда, где находятся рояли, и дают возможность выбрать инструмент. Я выбираю "Стейнвей". Я записал несколько дисков на "Безендорфере". Хороший инструмент, мягкий, но "Стейнвей" богаче. До войны я предпочитал "Бехштейн". А сейчас – "Стейнвей". Я не люблю играть на "Ямахе". Из японских инструментов скорее предпочту "Кавайи" – есть неплохие варианты. А "Ямаха" – очень ровный, механичный инструмент, но какой-то безтембровый, "без души". Хотя играть на нем удобно.

Я люблю играть не в самых больших залах, не в многотысячных, – продолжает пианист. – Я люблю, когда в небольшом зале много слушателей. Из больших залов очень люблю Большой зал консерватории в Москве и Большой зал филармонии в Санкт-Петербурге. Но всегда очень волнуюсь, когда в них играю. Зал московского Дома ученых спокойнее, более камерный, он мне приятен. Многие ругают Концертный зал имени Чайковского, говорят, что там плохая акустика. Действительно, там не очень хорошая акустика, но там можно играть, можно найти звучание. В этом зале есть какой-то праздник. Он сам по себе красив, хотя и не очень приспособлен для фортепианных вечеров. Для меня это "третий" зал, я не отказываюсь там играть. Я бы сказал, что можно научиться там играть. Вообще каждый раз, когда мне предстоит концерт, для того, чтобы знать, как играть в том или ином зале, я прошу кого-нибудь подняться на сцену и взять несколько нот. Я хожу по залу и слушаю акустику. И становится ясно, что я должен делать, чтобы звучание в этом зале меня удовлетворяло. Пианист концертирует по всему миру и везде встречает самый теплый прием. Но есть страны, в которых Штаркман особенно любит играть и бывает в них часто.

Если говорить о странах, то я очень люблю Италию, – делится впечатлениями от концертных поездок музыкант. – Мне нравится эта красивая страна. Она естественно красивая: горы, море, леса, озера, большие просторы. Там очень чисто и хороший климат для меня, летоом не очень жарко.Швейцария тоже красивая страна, но "сделанно" красивая. Как будто она вся в декорациях. Вот в Швеции, к примеру, природа – это сама природа, она похожа на девственный лес. А в Швейцарии – ухоженный сад. Любопытная страна – Япония. Днем она кажется мне очень некрасивой, даже безобразной: все в серых коробках. Вечером страна преображается: огни, рекла– ма, сказочная красота. А наутро – снова все серое. Но я в Японии не очень люблю бывать, потому что мне там не подходит климат, очень жарко. Я там плохо себя чувствую. И не только в Японии, но и вообще в Юго-Восточной Азии – в Гонконге, Макао. Поэтому я предпочита юга– стролировать в Европе.

Очень понравилась мне Южная Америка. Я там был в Аргентине, играл в знаменитом театре "Колонн" – зал этого оперного театра вмещает три с половиной тысячи слушателей. Я очень боялся такого большого помещения. Но там оказалась замечательная акустика, самое тихое pianissimo слышно на последнем ярусе. Для концерта закрыли занавес и перед занавесом поставили рояль. Я вышел на сцену, и у меня возникло полное ощущение того, что я играю в комнате. А в зале – три с половиной тысячи человек.

В этом зале играли и пели знаменитые артисты. Интересно, что улица, на которой расположен этот театр, носит имя Тосканини. Гастролируя по всему миру, Наум Штаркман всегда возвращается в Москву; он не избрал, подобно многим музыкантам, своим домом другую страну, хотя имеет для этого все возможности. Кстати, Штаркман не считает однозначно негативным тот факт, что многие выдающиеся российские музыканты, в частности пианисты, фактически живут за рубежом. Отвечая на вопрос