Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, — расплылся в улыбке Павел, — в этом вы можете не сомневаться.
* * *
Алексей встал на песчаное дно, тряхнул головой, чтобы из шевелюры вылетели многочисленные капельки морской воды, и нехотя направился к берегу. Раздвигая торсом соленую воду Черного моря, он бросил взгляд на стоящую на горе византийскую крепость, в свое время принадлежавшую генуэзцам, а потом туркам. «Как переменчива жизнь, — подумал он. — Кто из турок в семнадцатом веке мог полагать, что в двадцатом русская принадлежность Крыма не будет вызывать сомнений?»
Голицын уже поджидал его на берегу, облаченный в мягкий махровый халат. Когда Алексей приблизился, он с завистью посмотрел на могучий торс своего гостя и осведомился:
— Сколько вам лет, Татищев?
— Сорок три, — ответил Алексей.
— Вы в прекрасной форме, — произнес Голицын. — У меня в вашем возрасте уже было изрядное брюшко, а сейчас… сами видите.
— Без хорошей физической подготовки вряд ли можно выдержать по-настоящему серьезные психологические и умственные нагрузки, — сказал Алексей, натягивая свой халат.
Министры медленно двинулись вдоль береговой кромки, наблюдая за полетом чаек в безоблачном небе и наслаждаясь шелестом прибоя.
— Какие у нас еще планы на сегодня? — поинтересовался Алексей.
— Через час выезжаем в Симферополь. Там Президент даст прием в честь взаимного признания и заключения военного союза между Российской Республикой и Северороссией, — пояснил Голицын. — Переночуете в вашем новом посольстве, а утром мы проводим вас к самолету.
— Наш союз, полагаю, произвел фурор.
— Это мягко сказано, — улыбнулся Голицын. — Лондон и Париж только и рассуждают на тему, кого поддержит наш блок, их или Берлин. Готовьтесь, скоро нас начнут покупать. Немцы хранят хорошую мину при плохой игре. Но, похоже, тоже обеспокоены. А вот советская пресса просто захлебывается от гневных и обличительных статей. Похоже, Сталин в ярости. Мы с вами, Татищев, его обставили.
— Мы выиграли очередной раунд, — нахмурился Алексей. — Недооценивать Сталина, как противника, было бы совершенно неверно.
— Согласен с вами, — погрустнел Голицын, — но всё же теперь мы вместе. Это осложнит Сталину агрессию.
— В общем, да, — кивнул Алексей, — но он мастер многоходовых партий. Если ему не удалось нас рассорить, то он сделает все, чтобы вывести одного из нас из игры. Каким способом, пока не знаю, но в том, что попытается, можете не сомневаться.
— Уж больно безнадежно вы смотрите на вещи, — произнес Голицын. — Я вот, например, верю не только в то, что мы сможем защититься, но и в то, что сталинскому режиму когда-нибудь придет конец и мы с вами еще вернемся к вопросу межгосударственных отношений, как два сопредельных государства.
— Я смотрю на вещи реально, — проговорил Алексей. — Если вам противостоит сильный и хитрый противник, нельзя позволять себе благодушие и безалаберность. Что же касается сталинского режима, я тоже верю, что ему наступит конец… но не под ударами извне. Он просто изживет сам себя. И тогда важно будет подхватить власть на освобожденных от коммунистов территориях, чтобы их не захлестнули анархия и беспредел.
— Беспредел — интересное слово, — поднял брови Голицын, — не слышал. А все же, Татищев, не находите ли вы, что союз, заключаемый нами сегодня, имеет куда большее значение, чем кажется? И в ваших и в наших интересах — скорейшая ликвидация советского монстра.
— Я думаю, — растягивая слова, проговорил Алексей, — что советские газеты не так уж не правы, когда говорят о буржуазном сговоре против СССР. Они, правда, все время забывают сказать, что к этому сговору нас подтолкнули они сами, своей угрозой. Бели бы Советский Союз не вынашивал планов захвата Северороссии, вряд ли мы бы так активно играли против него. Да и военный союз, скорее всего, не потребовался бы.
— Я рад, что у вас нет планов аннексии российских земель, — улыбнулся Голицын. — Но раз уж наметилось столь явное сближение наших держав, почти как двести лет назад, подумайте, какие перспективы открываются перед нами, вплоть до объединения. Я не говорю только об империи, формы могут быть разные. Федерация, конфедерация, уния, наконец. Я считаю, что народы России и Северороссии самой историей обречены жить вместе.
— Это ваше личное мнение или позиция симферопольского правительства? — уточнил Алексей.
— Это мое личное мнение, мнение президента и мнение большей части общества нашего, увы, маленького государства.
— Зачем России присоединять промышленно развитую Северороссию, я понимаю. Но разъясните, пожалуйста, в чем потенциальный интерес Северороссии?
— Это же очевидно, — всплеснул руками Голицын. — Вместе мы создадим мощнейшую мировую державу. Которая, заметьте, очень быстро сможет вернуть в свои пределы земли, входившие прежде в состав Российской империи. А дальше — от перспектив дух захватывает. То, что в состав нашей державы должны войти Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, не вызывает сомнений. Но подумайте, ведь мы можем присоединить всю Польшу целиком, в ее нынешних границах. Кроме Приднестровья, мы вполне можем отторгнуть у Румынии Бессарабию, поскольку там живет много этнически близких приднестровцам молдаван. Я уж не говорю о возможности установить свое влияние в балканских православных странах. Югославия, Болгария, Греция просто созданы, чтобы, как минимум, быть дружественными нам державами.
— А как максимум? — спросил Алексей.
— Как максимум, стать нашими провинциями, — пояснил Голицын. — Чехия, Словакия — это тоже славянские государства, которые могут войти в орбиту нашего влияния. А то и, чем черт не шутит, войти в наше государство. Были же чехи чашниками, принимали православный обряд. Через них мы установим свое влияние в Венгрии и Румынии. Объединенной мощью всех славянских и православных государств нанесем финальный удар по Турции. Вернем Константинополь в лоно православия, восстановим Византию, и включим в состав нашей державы. Через них мы упрочим наше влияние на Ближнем Востоке и в арабском мире. Сирия, Персия, Афганистан вполне могут быть нашими сателлитами или колониями, как Индия для Англии. А Дальний Восток… Безусловно, мы сможем вернуться в Порт-Артур. Монголия сейчас уже под Москвой. Надо лишь из коммунистической сделать ее пророссийской. А дальше… Знаете, мой отец в свое время лечился у врача тибетской медицины Петра Александровича Бадмаева. Так вот, этот человек, вхожий в высшие круги, между прочим, ратовал не только за включение в состав Российской империи всей монгольской степи, но и за присоединение Тибета. Потом мы сможем выгнать японцев из Китая и утвердить свое влияние в этой стране. После объединенной мощью всей образовавшейся державы нанесем финальный удар по германскому миру. Мы сможем поделить Германию и Австрию с Францией и Англией, а Балтийское море сделаем внутренним Российским морем. Это вы считаете недостаточной перспективой? Алексей мягко улыбнулся:
— Перспектива на самом деле захватывающая. Правда, должен признаться, ничего принципиально нового я от вас не услышал. Вы забыли лишь упомянуть о возможности отобрать Индию у англичан.