Я рассказала Миле обо всем, что произошло между мной и Костейна больничном балконе. Мила дослушала меня до конца и ни разу не перебила.Когда я закончила свой сумбурный рассказ, она встала и ударила кулаком в стену.

— Ну почему ты мне сразу не рассказала?

— А что это могло изменить?

— А ты что, сразу не могла догадаться, к чему можетпривести эта поездка?!

— Не могла, — растерянно повела я плечами.

— Ну ты даешь! Я думала, ты хоть немногосообразительнее. Я с первого взгляда поняла, что Костин отец — законченныймафиози, к таким, как он, доверия нет. По нему сразу все видно: холеный гусь,морда хитрая, а что у него на уме, одному Богу известно. Если бы я знала,откуда ветер дует, никогда бы не согласилась на эту авантюру.

— Но откуда я могла знать, что на этой даче трупываляются да убийцы греются?!

— А тут и знать нечего. Если бы ты рассказала мне этуисторию сразу, то я бы тебе спокойненько объяснила, что никакой шкатулки тутнет.

— Как это нет?

— Молча. Нет и никогда не было.

— И с чего ты так решила?

— С того! Костя тебе это говорил почти при смерти. Унего боли были страшные. Он на стуле не мог и пяти минут просидеть. Его папашкатаскал сильные наркотики и давал медсестрам, чтобы они ему кололи. Наркотиковнаколят, у него начинаются галлюцинации. Вот у него приход пошел, планка съехала,он и стал придумывать про какую-то любовницу. Он все это придумал, понимаешь?Помнишь тот вечер, когда нам сильно действующий наркотик вкололи? Мы с тобойтогда летающую тарелку увидели. Улавливаешь?

— Улавливаю… Ты хочешь сказать, что вся эта история нечто иное, как болезненный бред Кости?

— Вот именно.

— Что-то мне в это с трудом верится. Мне кажется, чтовсе, что говорил Костя, было самой настоящей правдой. Ты бы видела его глаза…Ты бы видела, каким он был искренним…

— Представляю. Только жалко, что ты не видела, скольконаркотиков ему перед этим вкололи. Господи, и в кого ты такая доверчивая!

Наступила пауза. Я достала платок, вытерла лицо и сталаприслушиваться. Конечно, я не верила, что покойники могут оживать и приноситькакое-то зло, но сидеть в темноте, зная, что где-то рядом умершая женщина,дело, скажем прямо, просто отвратительное.

Тишина угнетала еще больше.

— Мил, а как ты думаешь, эту женщину убили или она самаумерла? — заговорила я.

Мой вопрос был ужасно нелепым, но я задала его потому, чтомне было невыносимо сидеть в этой тишине, хотелось услышать спокойный голосподруги.

— Ее убили выстрелом в голову, — ответила Мила.

— Откуда ты знаешь?

— У нее во лбу пулевое отверстие. Она умерла сразу,даже не мучилась.

— Но ведь там темно. Как ты могла это увидеть?

— Элементарно, я случайно на него наткнулась!

— Ты потрогала ее лоб?!

— Так получилось…

— Ты потрогала руками покойника? — никак не моглауспокоиться я.

— Я же тебе сказала, так получилось. — Господи,тебе же нужно срочно помыть руки.

— Каким образом, если тут воды нет?! Что ты, в самомделе, запаниковала, словно маленькая девочка?

В этот момент входная дверь открылась, и на пороге появилсяодин из мужчин. Если не ошибаюсь, это был тот, которого звали Сергеем. На моелицо упала полоска света, мои глаза заслезились, слишком долго мы находились вполной темноте.

— Ну что, еще живы? — грубо окликнул он нас.

— А с чего мы должны быть мертвыми, — как всегдаспокойно ответила Мила.

— Так пошли на выход, ежели живые.

Как только мы вышли в коридор, я заметила, Сергей былсовершенно пьян, он едва держался на ногах.

— Давай, красавица, нитками шевели, а то идешь, как вштаны наложила. — Он толкнул меня пистолетом в бок.

Мы очутились в небольшой, ничем не примечательной комнате.Посередине стоял стол с нехитрой закуской и полупустой литровой бутылкой водки.Через минуту в комнату вошел второй тип — Саня. Он был не менее пьян.

— Выпить хотите? — Сергей.

— Мы не пьем, — покачала я головой.

— А курить?

— Мы не курим.

— А что вы тогда делаете? Только носитесь по чужимдачам с пистолетом и удостоверением частного охранника?

Ответа на заданный вопрос не последовало. Тогда Сергейподошел к столу и не выпуская пистолета из рук, налил стакан водки и протянулего мне:

— На, хлебни маленько и расслабься.

— Я не пью водку, — дрожащим голосом ответила я.

— Ну извини, шампанского у нас нет. Пей, говорят, а тоя тебе сам в горло залью.

Я испугалась. Взяв стакан, я сделала несколько глотков ипочувствовала чудовищный приступ рвоты. Прокашлявшись, я дотянулась до корочкихлеба и быстро поднесла ее к носу. Если не ошибаюсь, водку пьют именно так.Делают глоток и занюхивают корочкой хлеба. Перед глазами все поплыло, и чувствостраха отступило. Что ж, в таком состоянии легче будет воспринимать происходящиесобытия. Чужая дача, шкатулка, машина с трупом в багажнике, застреленнаяженщина в чулане… Если рассказать кому-нибудь — не поверят и отправят впсихушку.

— Такая большая бабенка вымахала, а водку пить ненаучилась.

Мужчины заржали.

— Я вообще не пью крепкие напитки. Я крепче вина ничегоне пробовала.

— Послушайте, молодые люди, — заговорилаМила. — Мало того что вы нас неизвестно где держите, так еще начинаетеспаивать. Где ваш начальник?! Я хочу получить объяснения по поводу нашегозадержания и требую вернуть мой пистолет.

— Так говоришь, будто адвоката требуешь, —захихикал Сергей, — Ты не в ментовке, а перед тобой не мусора. Сегодняначальства не будет. Начальству тоже отдыхать положено. На то оно и начальство,чтобы все его ждали. Придется потерпеть!

— Нам некогда ждать. Нам уже давным-давно пора бытьдома. У нас мужья, дети.

— Ты чо здесь вздумала из себя семейнуюстроить?! — разозлился тот, которого звали Саней. — Семейные бабыдома сидят, а не гарцуют по чужим дачам. Серега, меня эта овца уже утомила. Ану-ка налей ей выпить!