— Не могу просто так сидеть. Меня то в холод, то в жарбросает. Даже голова под париком вспотела.

— Тогда сними этом парик к чертовой матери! Сейчас онтебе меньше всего нужен.

— Как это я без парика, если у меня еще волосы неотросли?! Это все равно, что загорать без лифчика на пляже.

— Скажешь тоже, — отмахнулась подруга.

Я снова ударила ногой в стену и почувствовала, чтопровалилась в какое-то пространство. Не удержав равновесие, я грохнулась напол.

— Тебя что, уже ноги не держат?

— Держат, только тут стена не совсем в порядке, тут естькакой-то ход.

Потерев ушибленную коленку, я поднялась истала ощупыватьстену. В стене оказалась небольшая дверца. Видимо, махая ногами, я нечаяннооткрыла ее.

— Милка, я открыла какую-то дверцу, — задыхаясь,проговорила я.

— Какую еще дверцу?

— Хорош сидеть, вставай, вместе посмотрим. Ты же у насдерешься, как Рембо, значит, и впереди должна идти ты.

— Нашла крайнюю, — проворчала подруга, но все жеподнялась и подошла к открытой двери.

— Прямо чертовщина какая-то. Не нравится мне все это…

Она тяжело задышала и ухватилась за мою руку.

— А мне даже очень нравится. Может, черезэту дверь мы ивыберемся.

— А вдруг там тупик?

— Ну хотя бы попробовать надо!

Как я и предполагала, бесстрашная Мила полезла первой.Дверца была не больше окошка, поэтому лезть приходилось на четвереньках,согнувшись в три погибели. Мы очутились во второй темной комнате.

— Был бы у нас фонарик… — прошептала я.

— У нас бы не только фонарик был, но и пистолет, еслибы ты себя нормально вела, — сердито отозвалась подруга. — Не дом, акакой-то склеп. С виду нормальная дачка, вполне рабоче-крестьянская… А внутрисплошные лабиринты.

Я медленно шла рядом с Милой, не выпуская ее руку из своей,и чувствовала, как сжимается мое сердце.

— Тебе страшно? — подавляя собственный страх,спросила я.

— Конечно. Ты думаешь, мне никогда не бывает страшно?

— Не знаю… У тебя такая работа…

— Это не играет никакой роли. Любому бывает страшно. Уменя вообще психика расшатана. Я почти каждый день под пулями. Рискую своейжизнью ради совершенно чужого человека, который иногда так из себя выведет, чтохочется заехать ему в ухо.

— Я думала, ты вообще ничего не боишься.

— Я мышей боюсь и крыс тоже. Сердцем чувствую, что ихздесь полно. Повсюду скрежет слышится.

Скоро мы убедились, что эта комната не имеет второго выхода.Пахло здесь еще более скверно. Я с трудом сдерживала приступырвоты.

— Если мы сейчас отсюда не уйдем, я не выдержу. Пошлиотсюда поскорее.

— Тут где-то покойник, — не обращая внимания намою жалобу, сказала Мила. — Это трупный запах, я не могу ошибиться.

— Какой это запах?

— Трупный. Глухая, что ли?

— Ты хочешь сказать, что где-то тут лежит труп?!

— Не знаю. Но в помещении трупный запах.

И тут мы наткнулись на что-то лежащее у самой стены.

— Мила, что это? — заикаясь, спросила я.

Сев на корточки, она потрогала странный предмет.

— Это труп.

— Что?!

— Труп женщины.

Мне показалось, что я схожу с ума. Еще немного, и я простопотеряю сознание.

— Это труп женщины, — повторила перепуганная неменьше, чем я, подруга.

— А откуда ты знаешь, что это женский труп?

— На ней юбка.

— Юбка?!

— Да, только труп черви уже почти съели.

— Черви?! Какие еще черви?!

— Ну какие? Трупные…

Схватившись за голову, я издала пронзительный крик ибросилась искать выход из этой комнаты. Как только мне удалось найти дверцу,прошмыгнула в первую комнату, упала на пол и заревела. Следом за мной вернуласьМила. Плотно закрыв потайную дверь, она села рядом со мной и погладила меня поплечу:

— Давай заканчивай реветь. Ты что, трупов никогда невидела? Я трупов не боюсь. Бояться нужно живых, а не мертвых. Жизнь научиламеня сдерживать эмоции. Раньше я такой же размазней была. Помню, когда матьумерла, я испугалась, совершенно не знала, что делать. Стою посреди улицы,реву. Люди проходят, бросают в мою сторону безразличные взгляды, ни однасволочь не подошла, никто не спросил, что у меня случилось. Понимаешь, никомунет никакого дела. У каждого свои проблемы. А я ведь осталась совсем одна, отецеще раньше скончался. В кармане ни гроша, а в пустую квартиру даже зайти страшно.Я ведь тогда специально на улицу вышла… Думаю, вокруг люди. Они поймут ипомогут. Мне ведь не много нужно было. Обыкновенное человеческое участие, итолько. Хотелось, чтобы кто-то за плечи обнял, сказал доброе слово… Я тогдапошла куда глаза глядят и поняла одну простую истину — в этой жизни мненадеяться не на кого, кроме себя самой. Теперь ни одна собака не узнает, чтотворится у меня на душе. Ни одна… А покойников ты зря боишься. Это я тебеговорю. В нашей школе телохранителей знаешь сколько народу погибло… Работа унас такая — за других своей жизнью рисковать. Я не одного друга и не однуподругу похоронила… Так что, я с мертвыми на «ты».

Мила замолчала. Я немного успокоилась и спросила:

— Слушай, а кто убил эту женщину? Почему она там лежит?

— Этого я не знаю, я же не частный детектив и никогдаим не была.

— Я просто подумала, почему ее в землю не закопали илив реку не скинули. — Опыт у этих сволочей имеется… Почему от одних труповизбавляются, а другие прячут прямо там, где живут.

— Это и в самом деле странно. Зачем эту женщину вподвале держать, ведь такой запах разносится. — Мила встала и сделаланесколько кругов по комнате. — Ну и поездочка у нас с тобой получилась.Пистолета нет, время пропало даром и еще неизвестно, чем все это закончится. Икакого черта я пошла на эту авантюру…

— Ты жалеешь?

— Ну, а ты как думаешь?

— Значит, жалеешь. Но я ведь не знала, что такполучится. Думала выкопаем шкатулку — и все. Эта дача принадлежит Костиномуотцу…