Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Найл замечает пастора на опушке рядом с церковью. Тот покрывает лаком одну из лавок. Пастор Боакье без черного костюма и белого воротничка, на нем шорты и футболка с рисунком в виде разноцветных пятен. Когда детектив подходит к нему, он явно смущается, словно ему неловко, что его застали за неподобающей работой. Найл не очень хорошо его знает, но они примерно одного возраста, и Соломону доводилось слушать несколько его пылких проповедей, когда он был вынужден сопровождать в церковь отца. Рассказывали, что Боакье приехал сюда полгода назад из Лагоса, что епископ возложил на него миссию покинуть Нигерию и отправиться в далекие земли. У священника экспансивная и угодливая манера общения; кажется, он полон решимости доказать свою полезность.
Пастор Боакье идет к нему с протянутой рукой, словно собирается зазывать его в лоно церкви, но с Найлом это безнадежное дело. Пока что детективу удавалось скрывать свою приверженность атеизму, однако Осия обязательно узнает правду, это лишь вопрос времени.
– Рад видеть вас, Соломон. Вы пришли, чтобы помочь мне приукрасить нашу церковь?
– Боюсь, не сегодня. Мне нужна ваша помощь, отец. Надеюсь, у вас есть минутка.
– Конечно, я в вашем полном распоряжении. – Священник ведет его к стоящей в тени лавке.
– Я ищу Аманду Фортини. Как я понимаю, она недавно приходила сюда, чтобы поговорить с вами…
Пастор быстро кивает.
– Она заходила несколько раз, хотя она и католичка, а церковь баптистская. Аманда просила о духовной поддержке, только я, боюсь, не могу нарушить конфиденциальность…
– Пожалуйста, говорите открыто; ее друзья очень встревожены.
– Могу сказать только то, что у нее были трудности.
– Аманда пропала примерно сорок восемь часов назад, отец. Не исключено, что ей угрожает опасность.
– Я очень хочу помочь, но она расстроится, когда узнает, что я обсуждаю ее тайны. – Священнику неловко. – Аманду беспокоили ее отношения с одним мужчиной. Она бросила молодого человека, который был глубоко к ней привязан, потому что ее привлек другой. Она назвала его непредсказуемым, даже опасным. И пыталась найти в себе силы, чтобы перестать видеться с ним.
– Аманда говорила, как его зовут?
– Боюсь, нет. – Священник на мгновение прикрывает глаза, его лицо выражает сожаление.
– Наверное, после Лагоса вам тут тесно…
Пастор Боакье улыбается.
– Все достойны любви Господа, где бы они ни жили. Давайте вместе помолимся за Аманду, попросим, чтобы она целой и невредимой вернулась домой.
Найл на мгновение застывает.
– Я неверующий. Я привожу отца на службу, но сам уже давно в церковь не хожу.
– Для этого есть какие-то причины?
– Я потерял веру в одно мгновение.
– Печально, Соломон… Помните, я всегда здесь, если вам захочется поговорить. – Пастор подается вперед. – Я могу попросить Господа о помощи от вашего имени?
– Как хотите, отец. Мне пора возвращаться к работе.
– Приходите в любое время, если прошлое тяготит вас.
Детектив встает, бросает быстрое «спасибо» и уходит. Причина утраты им веры слишком уродлива, чтобы ее объяснять. Проще искать Аманду Фортини, чем возвращаться в прошлое.
Когда я возвращаюсь в «Райский уголок», кажется, что все вокруг дышит миром. Я уже загнала внутрь сознания мысли о странном поведении своего садовника. Уэсли изображает профессиональную улыбку, когда я объявляю о своем намерении освежиться перед обедом, но прежде я по стационарному телефону звоню на виллу Ротморов. Наверняка есть простое объяснение тому, почему Томми не берет трубку, – ведь найти человека на Мюстике легко. Управляющая «Хлопкового склада» извиняющимся тоном говорит, что молодой человек не был у них уже целую вечность. В последний раз он посещал ресторан с родителями в прошлом месяце, перед тем, как те улетели.
Я собираюсь получать удовольствие от обеда с Филипом, что бы ни случилось дальше. Есть опасения, что пропажа Аманды сильно повлияет на мою жизнь именно тогда, когда я должна сосредоточиться на организации вечеринки для Лили, однако я ненавижу бросать загадки до того, как они решены. Отодвигаю в сторону свою озабоченность, когда поднимаюсь наверх, – мне всегда нравилось накладывать макияж, я чувствую себя актером, готовящимся выйти на сцену; губная помада от «Шанель» – потрясающее средство для поднятия духа. Я удовлетворена результатом: законченный макияж прячет мою тревогу от чужих глаз.
Когда я спускаюсь вниз, Филип уже ждет. Он все еще остается самым очаровательным из моих друзей, даже сейчас. Неудивительно, что к его ногам падают и мужчины, и женщины, и старые, и молодые. Возможно, черная льняная рубашка, серые брюки и пляжные туфли выглядят просто, однако стоят они целое состояние. Гардероб этого человека забит костюмами от Бальмена и итальянскими джемперами из мериносовой шерсти. Он стоит, опершись на балюстраду, и смотрит на море; при виде меня его лицо освещается радостью. Приход актера улучшает и настроение Уэсли: мой дворецкий прибывает со свитой из двух горничных. Он с помпой водружает бутылку шампанского в ведерко со льдом и незаметно пятится. За годы я поняла, почему Уэсли злится; он перфекционист, что включает тщательное планирование, поэтому мельчайшие изменения вызывают у него полноценную панику. А вот Филип, в противоположность ему, абсолютно расслаблен, сидя в кресле.
– Как здорово, что ты здесь, Ви. Все остальные либо вгоняют меня в скуку, либо забывают о моем существовании. Может, останешься, а?
– Искушение большое, но я слишком глубоко вросла корнями в Норфолк.
– Я еще долго не подпущу тебя к самолету… Ты виделась с Хосе?
– Вчера ночью он бродил по саду. Я говорила с ним сегодня утром, но это ничего не дало. Он только недавно следовал за мной до «У Бейзила».
– Что с ним такое? Он всегда был таким надежным.
– Будем надеяться, что скоро все закончится. Расскажи мне, Фил, что здесь было. Я очень долго отсутствовала.
В глазах моего друга появляется блеск, он неожиданно мрачнеет.
– Всевозможное фиглярство и шутовство, моя дорогая. Интриги, ссоры, незаконные сделки… Я говорил, что занялся йогой?
– Это кризис среднего возраста?
– Мой, слава богу, закончился много лет назад. – Ему весело. – Присоединяйся ко мне. Занятия по пятницам, утром, у Кита Белмонта.
– Удивляюсь, откуда у него столько энергии; его последней невесте было шестнадцать, не так ли?
– У него скелетов в шкафу больше, чем у меня.
– Ты о своих никогда не рассказывал, я бы с радостью послушала.
– Я не стал бы загружать тебя грязными подробностями. Я был уродливым несносным ребенком. Мои братья и сестры натерпелись от меня.
– Чушь, уверена, ты был очаровательным.