Виктор встал еще при появлении Анабель в кабинете, а теперь еще и учтиво поклонился. Анабель в очередной раз смутилась – видимо, вспоминая свое поведение пару часов назад.

Лавров для приличия отпил немного кофе и начал собираться.

– Мне еще поселиться надо, – объяснил он присутствующим.

– Не извольте беспокоиться, мы уже обо всем позаботились, сеньор Лавров. Анабель, ты же забронировала номер для нашего гостя?

– А разве это для него? – растерянно спросила девушка.

– Сколько раз тебе повторять, что говорить о человеке в третьем лице в его присутствии – некультурно! – взвился Касти.

– Хорошо! – сердито ответила аргентинка. – Отель Вилья-Льяо-Льяо вас устроит, сеньор Лавров? Это прямо на берегу озера Нахуэль Уапи.

– Нахуэль кого?! – испуганно переспросил Виктор.

– Нахуэль Уапи, на языке индейцев арауканов его название означает «Остров ягуара», – спокойно ответила Анабель, даже не покраснев.

– Не так-то и хорошо вам преподавали русский язык, – улыбнулся Виктор. – Достоевский – это еще не все… Ну, будем прощаться? – обратился журналист уже к издателю.

– Да, мой дорогой Виктор, отдыхайте – и в путь, к новым сенсациям!

Они снова пожали друг другу руки, и украинец наконец покинул кабинет Абеля Касти.

Вилья-Льяо-Льяо оказался отелем, состоящим из одно– и двухэтажных бунгало, покрытых декоративной деревянной дранкой. Он располагался на самом кончике мыса, вдающегося в озеро Нахуэль Уапи. К отелю вела только одна автомобильная дорога, что добавляло приватности и чувства защищенности. Виктор зарегистрировался и поднялся наверх, в светлый номер с пестрым ковровым покрытием на полу и мебелью из тисовых досок; на небольших окнах висели занавеси в тон покрывалу на кроватях. На прикроватной тумбе стояла ваза в виде колбы тонкого стекла, в ней благоухали свежесрезанные розы. В номере царила атмосфера такого уюта, который ощущается только при входе в собственную квартиру. Лавров с наслаждением принял душ и провалился в безмятежный сон…

Его разбудило сообщение, отправленное с местного номера. Воодушевленный предстоящим эксклюзивом Касти предлагал журналисту поужинать в ресторане отеля с ним и его племянницей. «Как раз вовремя», – подумал Виктор, только сейчас поняв, насколько он голоден. Памятуя бордовую блузку Анабель, Виктор надел бордовую рубашку, пурпурно-черный галстук, черные брюки с ремнем из кожи аллигатора и мягкие дезерты из черной замши. Постояв у зеркала, украинец, наконец удовлетворенный своим внешним видом, вышел из номера. Конечно, многие боевые друзья из прошлого не поняли бы его, но… издержки профессии. Журналист – человек, который всегда на виду, и он должен не пугать собеседника, а располагать к себе. Это правило за много лет вошло у Лаврова в привычку.

Виктор спустился вниз. Рядом с холлом располагался ресторан с баром, в котором коротали вечер множество мужчин в гангстерских костюмах, от которых пахло дорогим парфюмом, и женщин в платьях и юбках с ярко накрашенными ногтями и губами. Барилоче славился самой яркой и насыщенной ночной жизнью в Аргентине.

Отдохнувший Виктор был в прекрасном настроении. Ему нравились окружающие его люди, запах добротной еды, ненавязчиво долетающий из кухни, звуки оркестра из пяти музыкантов в белых пиджаках и лиловых рубашках, расположившихся в углу. Бармен-качок в рубашке с коротким рукавом, надетой специально, чтобы демонстрировать свои индейские татуировки, разговаривал с Анабель Феррер. Девушка переоделась в черную шелковую блузку с воланом на груди и открытой спиной, коралловую юбку по щиколотку, покрытую на бедрах багровым парео; на ее ногах были черные туфли с ремешком и на каблуке-рюмочке. Казалось, что одежда изменила и поведение Анабель. Где та строптивая секретарша-заноза из издательства «Aldebaran»?

– Добрый вечер, Виктор. Извините, дядя не приехал, он вдруг почувствовал себя неважно, – улыбаясь, обратилась сеньорита Феррер к подошедшему Лаврову.

– Не смог остановиться с ромом, да? – Лавров понимающе улыбнулся в ответ.

Виктор не обладал рельефной фигурой культуриста и, кроме татуировки спецназа на левом предплечье, больше не имел никаких «изысков». Но его фигура сводила с ума поклонниц, даже когда он, одетый в тулуп, вел репортажи с Крайнего Севера. А по физической выносливости Лавров мог дать фору любому лидеру бодибилдинга.

– А вы действительно неплохо выглядите… – проговорилась Анабель. – Ой… В смысле… Я хотела сказать, неплохо знаете моего дядю.

Девушка смутилась, а Виктор элегантно ответил:

– Соглашусь и с первым, и со вторым. Ну что, поужинаем?

– Я заказала нам асадо, – радуясь смене темы, выдохнула Анабель.

Виктору нравилось асадо[6]. Жаркое аргентинских ковбоев гаучо, приготовленное на углях, прямо с куском шкуры, – еда для настоящих мужчин. Именно поэтому, даже с приходом цивилизации с ее сотнями разнообразных мясных блюд, любимой едой аргентинцев остается именно асадо.

– Стол уже накрывают, но надо немного подождать, – продолжала Анабель. – Надеюсь, вы не вегетарианец?

– Был бы я таковым, вы бы узнали об этом еще утром, они об этом вместо «Здравствуйте» сообщают.

Виктор и Анабель впервые засмеялись вместе.

– Вот и славно: раз вы любите жареное мясо, значит, вы уже наполовину аргентинец.

– А что надо любить, чтобы стать аргентинцем и на вторую половину?

Анабель посмотрела на пару, танцующую под звуки оркестра.

– Надо уметь танцевать аргентинское танго, – с хитрым блеском своих цыганских глаз ответила девушка.

«Эге-е-е! Так вот отчего ты такая покладистая… – подумал Виктор. – Хочешь меня на посмешище выставить. Дескать, неуклюжий гринго… Л-ладно, удивим Аргентину».

– Так как насчет танго, мистер Лавров? – продолжала подначивать Анабель, с усмешкой поглядывая на качка-бармена и специально говоря громко, чтобы тот слышал.

– Можно! – неожиданно ответил Виктор, заводясь в ответ, при этом Анабель посмотрела на него с недоверием.

– Только не аргентинское, а финское, – добавил журналист. – Попросите оркестр исполнить финское танго, и я с удовольствием приглашу вас на танец!

Дождавшись финальных аккордов звучавшей El Choclo, Анабель размашистым, почти спортивным шагом прошла через танцевальную площадку к оркестру. Многочисленные посетители почтительно уступали ей дорогу. Когда она вернулась, музыканты грянули вступление Suomalainen tango. Лучась коварной улыбкой сердцеедки, она протянула Лаврову правую руку в приглашающем жесте.

Виктор левой рукой поднял правую руку Анабель, а правую ладонь положил на ее спину. Он держал свою партнершу крепко, но на некотором расстоянии, как будто они обнимали кого-то третьего, невидимого. Виктор держался прямо и властно смотрел в глаза Анабель. Несколько секунд они стояли, чуть покачиваясь в объятиях друг друга, и впитывали музыку. Потом началось действо.