– Итак! – негромко произнес Гуров, выпрямляясь. – Что мы имеем?

Но ответить самому себе на этот важный вопрос он не успел, потому что качнулись ветви, и из темнеющих зарослей вдруг выступила знакомая плотная фигура. Выступила и замерла на мгновение, точно от неожиданности.

– Ага! Значит, вы здесь? – после секундного замешательства произнес Щеглов. – А я, это... Вас и ищу. Вас там потеряли.

Он разговаривал с Гуровым, а сам оглядывался по сторонам так озабоченно, будто ожидал увидеть на аллее еще кого-то.

«Черт, а почему он на самом деле вернулся? – мелькнуло в голове у Гурова. – Даже Мария не спохватилась. А он вернулся. Такая предупредительность, или здесь что-то другое?»

– Как Булавин, в порядке? – спросил Гуров вслух, делая вид, что пропустил мимо ушей объяснение Щеглова. – Старик был порядком напуган. Как вы думаете, что могло его так напугать?

– Затрудняюсь сказать, – вежливо ответил Щеглов. – Вы же были рядом. Я думал у вас спросить. Сам-то он ничего сейчас не говорит. Замкнулся, серый весь... Боюсь, опять придется вызывать врача. Значит, вы не знаете, что тут случилось?

– Да, собственно, ничего, по-моему, не случилось, – пожал плечами Гуров. – Он что-то прочел на могильной плите, что-то ему такое померещилось... Какое-то знамение. Может быть, слегка перебрал, утомился. Погода неустойчивая. Много ли надо пожилому человеку? Вы-то, наверное, знаете, склонен он к таким ситуациям? Вы же его друг...

Гуров сделал еще одну попытку понять, кем является этот не слишком откровенный человек. Но из очередной попытки ничего не вышло.

– Действительно, в его возрасте нужно быть посдержаннее, – согласился Щеглов и тут же добавил: – Но вы ошибаетесь. Я никак не могу назвать себя другом Эраста Леопольдовича. Пожалуй, мы вообще едва знакомы. Тут, знаете, получился настоящий анекдот. Я был проездом в столице, ждал одного человека и зашел на выставку картин. Не помню даже, как она называлась. Посмотрел, не понравилось, покритиковал вслух – ну, просто высказал свое мнение, не сдержался, понимаете? А тут Эраст Леопольдович собственной персоной! Я-то его не знал, ну, и, как оказалось, сказал что-то не то про его картину. Он довольно резко мне ответил. Я стал спорить. Ну, разговорились, и, знаете, он почему-то почувствовал ко мне симпатию. Пригласил к себе в гости. Возможно, намеревался переубедить. А у меня как раз выдалась свободная неделя. Я подумал, почему бы и нет? Лестно все-таки – такой художник! Вот и все мое знакомство с Булавиным. Так что знаю я о нем совсем немного... А вы-то сами читали, что там такое на могильной плите?

– Не успел, – соврал Гуров. – Мне показалось, что кто-то здесь ходит. Я пошел посмотреть. А тут вы. Спасибо за заботу. Обо мне много лет уже никто не беспокоился. Вы – первый, – шутливо добавил Гуров.

– Да, собственно, мне показалось странным, что вы вдруг остались, – заметил Щеглов. – Я подумал, может, с вами что-то случилось? Ну так что, вы никого здесь не обнаружили? Может быть, тогда пойдем в резиденцию?

– Пройдем здесь! – показал Гуров на широкую аллею. – Здесь и в самом деле гораздо удобнее. Нужно же было продираться сквозь джунгли! И вообще, честно говоря, не понимаю тяги господина Булавина к этому печальному месту. Во всяком случае, в день торжества можно было бы обойтись без посещения кладбища, как мне кажется.

Щеглов в ответ только пожал плечами. Сейчас он не был расположен разговаривать и, идя рядом с Гуровым, то и дело оглядывался, словно высматривая что-то по краям аллеи. Однако увидеть что-либо становилось все труднее – сгущались сумерки. Гурову показалось довольно подозрительным, что Щеглов больше ничего не говорит о происшествии. Читал ли он сам, что написано на могильной плите? Должен был. Но почему он в таком случае молчит? Гуров все явственнее ощущал, что рядом с ним происходят странные и совсем не заурядные события, что совсем близко лежит какая-то тайна. Интуиция не могла его обмануть. В голове у него промелькнули эпизоды, слишком необычные для обыденной размеренной жизни, в которой не существует загадок и опасностей, – черный внедорожник, едва не разбивший их всмятку, зловещая тень в струях дождя, серый камень на кладбище с жутковатой надписью... Сейчас Гуров начинал отчетливо понимать, что надпись эта появилась здесь не случайно. Теория вероятности вряд ли допустила бы такое совпадение, да и сам Гуров уже полностью отказался верить в какие-либо совпадения.

Постепенно вычертилась мысленная схема: некто доставил на кладбище камень с высеченным на нем именем Булавина, доставил намеренно, в надежде, что художник увидит его и испугается. Вряд ли подобный сюрприз делался, чтобы повеселить юбиляра. Нет, именно привести в ужас, потрясти, выбить из колеи. А это уже не просто шутка, это попахивает Уголовным кодексом. Разумеется, если удастся доказать умысел. Будь Гуров при исполнении... Впрочем, в Глинске тоже есть милиция. Нужно подсказать Булавину – пусть обратится. Правда, он не слишком любезно обошелся накануне с прокурором, но, в любом случае, местные власти не станут портить отношений со всемирно известным живописцем – себе дороже. А Булавину нужно пресечь эти вылазки в самом начале. Бог знает, что еще придумают неизвестные шутники.

Но кто мог это сделать? Гуров привычно очертил в уме круг подозреваемых. Круг не мог получиться большим, поскольку знакомство Гурова с Булавиным и вообще с подробностями его жизни было пока что воистину шапочным. Но кое-какие подозрения напрашивались сами собой.

Во-первых, строительная компания. Булавин противостоит их планам, а строительные компании очень этого не любят. Зато они очень любят большие деньги. И устроить какую-нибудь милую штучку в виде могильного камня или ночного злоумышленника с пращой для них – пара пустяков.

Затем наследники. Гуров отлично знал, что вокруг каждого состоятельного человека всегда таятся наследники. Некоторые терпеливо ждут своего часа, некоторые стараются приблизить момент, но, в общем, все они заранее считают имущество этого человека своим и ради него готовы на любые безумства. Особенно к этому склонны молодые жены. У Булавина такая имелась.

И наконец, кто-то пока неизвестный. Некая серая личность, имеющая свои виды. Что это за виды, Гуров знать не мог, но учитывать их следовало. Очень возможно, что существует человек, желающий навредить Булавину. Это могли быть месть, зависть, что-то еще... У ярких людей всегда масса врагов. Хуже всего, что никакой информацией на этот счет Гуров не располагал и располагать не мог.

«Ладно, как только Булавин почувствует себя лучше, попробую с ним серьезно поговорить, – подумал Гуров. – Пусть напишет заявление в милицию. Там быстро определят, откуда взялся на кладбище этот монолит. И пусть хорошенько присмотрится к своему окружению. А нам с Марией, пожалуй, пора домой. Хорошенького, как говорится, понемножку!»

Он посмотрел на своего спутника. Щеглов шел необычно сосредоточенный, серьезный. До самого «замка» он не проронил ни слова.

С самого начала добрые намерения Гурова пошли прахом. Вернувшись в «замок», он первым делом разыскал Марию. Та сидела на резной скамеечке в саду и смотрела на багровое, темнеющее в зените небо. Выглядела она усталой и расстроенной и даже на появление мужа отреагировала вяло.