Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, я объясню, — «серый кардинал» партии сложил руки в замок, пощелкал суставами. — Любой человек во власти силен настолько насколько сильная его личная агентурная сеть. Сейчас наступает переломный момент. Победитель — получает все. Проигравшие... Их участь незавидна. Я один из тех, кто участвует в начавшемся забеге. И хочу дойти до финишной ленточки. Первым. Так понятно?
— Что же вам может помешать?
— О, многое. Интриги врагов, уголовные дела, но главный удар будет наноситься здесь, — Суслов похлопал рукой по больничной кровати. — Проще всего меня убить, отравив или «залечив».
— В ЦКБ?!
— Кремлевка — это вотчина КГБ и Андропова. Тут все главные врачи имеют комитетские звания, Чазов через день бывает у Юрия Владимировича с отчетом...
Суслов задумался. Я тоже не торопился прерывать это тягостное молчание.
— Вы, Панов, мне подходите, — «серый кардинал» наконец отмер. — За вами никто не стоит, вы не успели обзавестись серьезными обязательствами перед основными игроками. При этом история с автобусом доказывает, что вы смелый, а выход на Галину — расчетливый и амбициозный. Другой бы испугался выводить Брежневу из запоя, но не вы. И я могу вам многое дать. Предлагаю вступить в мою команду.
— Но я не понимаю, чем я могу быть интересен, — я замешкался. — Моя полезность околонулевая.
— И это тоже говорит в вашу пользу, Панов. Вы знаете свое место.
Суслов отложил папку, в которую я бы очень хотел заглянуть хоть одним глазком, встал, прошел к окну. Задернул шторы.
— Мне в ЦКБ, а точнее, в бригаде реаниматологов, нужен свой агент. Который будет докладывать о всех странностях, передавать даже самые фантастические слухи.
— Вы хотите сделать из меня стукача?
— Вообще информатором вы уже стали, подписав документы в первом отделе полмесяца назад, — Суслов иронично на меня посмотрел. — Или вы не читаете то, что подписываете?
Я почувствовал, как краснею. Коготок увяз — птичке конец. А я выдержу шесть раз? Уже начали иметь по полной.
— Это был кнут. А где же пряник?
— Во-первых, от вас окончательно отстанут сотрудники Щелокова. Цинев же вас прикрыть так и не смог?
— Вы и об этом знаете... Ну ладно, а во-вторых?
— Быстрое получение научных званий, станете за свою бактерию самым молодым в Союзе кандидатом медицинских наук. Потом и доктором. Заграничные командировки, публикации. Все это без балласта в виде именитых профессоров.
Свободный выезд из Союза — это было сильное предложение.
— Я читал отзывы о вас. Вы отличный диагност, начальник московской скорой вас очень хвалит. Мне бы не помешал взгляд со стороны на мои собственные заболевания и назначения, которые делает лечащий врач. Я легко могу представить ситуацию, когда мне дают даже не яд, а просто не то лекарство. Например, что-то усиливающее кровообращение при высоком давлении. И внезапно у прикрепленного реанимобиля пересменка, никто не поможет. Если вы будете рядом, я всегда смогу получить независимую консультацию, в экстренной ситуации и реанимацию.
Я все больше удивлялся Суслову. Очень профессионально рассуждает. А ведь ему осталось чуть больше чем пол года. Когда он умер? Зимой вроде. Но точно до Ильича. Не очень он и похож на умирающего. Крепкий дядька. Сколько ему? Сильно за семьдесят, это точно.
— Доверие большое, Михаил Андреевич. Хотя, конечно, кто подумает, что студент-недоучка консультирует вас по медицинским вопросам? Естественно, я готов оказать любую помощь, которая от меня потребуется.
— Вас проводят, — вместо «До свидания» сообщил мне хозяин палаты.
Впрочем, на «Здравствуйте» он тоже поскупился. На мой «Добрый вечер» даже кивок не обозначил.
* * *
Гости мои никаких хлопот не доставили. То есть вообще. Посуду за собой мыли, воду в унитазе спускали, ночную тишину не нарушали. Жрали только как не в себя, но я на кормежке не сильно обеднел — пищу ребята предпочитали простую и трюфелей с мраморной говядиной не просили. Да что там, они даже мусор за собой выносили!
Да и я: то на работе, то в институте, в основном только ночевать домой приходил. Таких гостей я люблю.
Они уже собрались уезжать, и Дима пошел в магазин — не то за хлебом, не то за чем-то еще, нужным в дорогу. Мельник, уложив какую-то вещь в сумку, долго смотрел, как я что-то писал. Наверное, проклятущую политэкономию. Может, хоть научный коммунизм на шестом курсе будет не таким придурочным предметом?
— Что хотел, Вить? — спросил я. — Ты говори, а то я чувствую себя как в зоопарке, честное слово.
— Федор Андреевич, наверное, знает... ну, про ментов.
Этой темы мы не касались. Вообще разговоров не было, даже намеков. Мы специально не договаривались, как-то само собой решилось.
— С чего ты взял?
— Да я, наверное, виноват. Ты же знаешь, они в Семашко, в травме тоже лежали? Потом их увезли, но недельку побыли. Вот я пришел Федора Андреевича проведать, сижу, разговариваем, а дверь в палату открыта, больница же. И тут вижу — хромает по коридору один из троицы. В сортир, наверное. Может, я на него посмотрел как-то, не знаю. Только Фёдор это заприметил. Не сказал ничего, только потом уже заметил, что тут лежат люди разные, в том числе и милиция, так что надо осторожнее быть на всякий случай.
— Странно. Мы с ним разговаривали потом, он ничего не говорил.
— И не скажет. Он по телефону вообще старается не общаться.
Поговорили, и всё. Никаких клятв на крови чёрного кота, пролитой на перекрёстке пяти дорог в третий день новой луны, когда будет дуть северо-восточный ветер. Чем больше люди заверяют друг дуга, что никто ничего и никому — тем быстрее это и приключается.
* * *
Мой энтузиазм по поводу поездки на юг в собственном автомобиле быстро угас, как только я попытался включить голову. Ехать больше тысячи километров. Делать это в одно лицо — удовольствие ниже среднего. А доверять машину попутчице — я не до такой степени ненавижу человечество. Та же песня, что сидеть за рулем одному, только еще и следи за тем, чтобы Томилина не врезалась в витрину магазина и не задавила пионерский отряд имени писателя Шолохова. Где пионеры возьмутся в степи? Не переживайте, это самая малая из проблем.
Кроме того, придется везти с собой почти половину мотора в виде запчастей. Потому что никто не знает, что может внезапно сломаться даже