Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще-то на Интернет надежды всегда было мало: девочки попадались либо страшненькие, либо маленькие, и всем позарез требовался скучающий принц на белом коне. Были, конечно, еще проститутки в неимоверных количествах, но с профессионалками он дело заведомо не имел. Их потрепанный вид и усталый, лишенного всякого блеска взгляд отпугивал его требовательных клиентов еще на подходе. Они, конечно, за деньги что угодно вытворят, но его работа заключалась не в этом. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не был он сутенером. Он был учителем страсти. Знакомился с юными чистыми созданиями и под грифом любви обучал их всем премудростям плотских утех. Кого, чему и как учить, заранее обговаривалось с клиентами, сообразно вкусу каждого. Затем Николай находил подходящую девицу, соблазнял ее, готовил и только потом передавал хозяину. Клиенты требовали «чистых» девочек: чтобы без прошлого, без наркотиков, без болезней и прочих неприятных вещей. Большинство, кроме внешних данных, обращали внимание на душевные качества, на присутствие мысли. Кому из взрослых состоявшихся мужиков приятно совокупляться с созданием не умнее овцы? Бывает, конечно. Но надоедает слишком быстро: такая тебя ни выслушать не сможет, ни разговор поддержать, ни пожалеть.
Для начала девчонок, по обыкновению, запугивали, где не помогало – запирали. После этого они становились как шелковые и не пытались «искать правды», даже надоев хозяину и получив вольную.
В общем, прибыльное нормальное дело. По крайней мере, в отличие от многих он не убивал, не торговал наркотиками или оружием, не уничтожал и не разорял целые заводы ради личной наживы. Наоборот, всем приносил добро: пожилым мужикам доставлял последние, может статься, предсмертные радости, молодых девчонок обучал и готовил к взрослой жизни. Нельзя же до седых волос оставаться наивной дурочкой и не снимать розовых очков. Нужно знать реалии жизни. Понимать, что в этом мире почем. Единственное, в чем он старался себе не признаваться, – эта самая «реальная жизнь» опротивела ему так давно и окончательно, что хотелось выть…
С того самого времени, как умерла его Майя, он ни разу не был по-настоящему, по-детски счастлив. А прошло уже одиннадцать лет. Случались, конечно, короткие яркие вспышки, особенно много их было за последний год – он даже подумал было, что влюбился в Настю, оттаял, но потом все бесследно ушло. Все равно она была не такая – добрая и бескорыстная, – как Майя. И потому от общения с Настей иногда накатывали на Николая тоска и одиночество. Интересно, а она полюбила его по-настоящему или, как и все, попалась на крючок красивого образа жизни, который он создавал?
А тогда, в юности, звенело безумное счастье и длился нескончаемый полет. Им с Майей было всего по семнадцать лет, оба оканчивали школу и ни дня не могли прожить друг без друга. Вместе утром, за одной партой на уроках, вдвоем до самой ночи. От одного взгляда на Майю Николаю становилось горячо, накатывала такая нежность и такое возбуждение, что никакими силами его нельзя было удержать. Да они и не сдерживались. Весь крошечный подмосковный город знал об этой трогательной любви – стоило только взглянуть на сияющую вечным праздником пару. Знали все, кроме их родителей. Тем в тот период было не до заигравшихся во взрослую жизнь детишек: мать Николая была занята разводом с алкоголиком-отцом; Майя, родители которой уехали работать за границу, жила со старенькой бабушкой. Учителя пытались как-то вмешаться в отношения ребят, поговорить с ними, но они не желали никого слушать, неизменно отвечая, что давно все знают о взрослой жизни и уже готовятся к свадьбе. Что-либо доказывать юной паре оказалось бесполезно. И от влюбленных отстали.
После школы оба поступили в местный филиал финансового института, проучились почти год, и Майя вдруг забеременела. Совершенно неожиданно, случайно: Николай даже не мог понять, как это произошло. Он-то прекрасно знал, что если вовремя вынимать, ничего страшного не случится: все старшие товарищи в один голос так говорили. Он и старался – осечки не было ни разу, и вдруг! Тогда ему даже в голову пришло, не путалась ли его ненаглядная с кем-нибудь другим, но эту мысль он быстро отбросил. Они же не расставались ни на минуту! Только его мать, перегруженная делами, кажется, не заметила, что Майя уже практически переехала жить в комнату сына – в то время, как все в городе давно об этом знали. Зато когда родственнички получили весть о беременности, такое началось! Ни о какой свадьбе не могло быть и речи. Все вокруг твердили про деньги, учебу, загубленную жизнь. Николай не понимал. До тех пор, пока мать не сообщила ему, что раз уж они стали достаточно взрослыми для того, чтобы делать детей, то и кормить-содержать будут своих чад сами. Прилетела из Германии мама Майи, накинулась с претензиями на его родителей: «Куда смотрели? Как допустили?» В ответ получила наотмашь: «Нечего было ради денег дочь бросать». Поссорились насмерть. Счастливая любовь двух юнцов превратилась в адскую вражду семей. Майя плакала дни напролет. Николай угрюмо молчал. Родственнички с обеих сторон, каждый по-своему, наседали, требуя сделать аборт. Время шло. Ребенок в животе Майи рос. И Николай решил, что настало время действовать.
Если хочешь спастись от родственников и спрятаться так, чтобы тебя никто не нашел, нужно уехать в Москву. Это ясно и пятилетнему ребенку, а Николаю было без двух недель девятнадцать. Он собрал институтский рюкзак, Майю и поехал на железнодорожную станцию. Новоявленный глава семейства, не имеющий ни малейшего понятия, где и на что жить, решил спокойно родить ребенка вдали от родни. Без криков и без скандалов.
Дальше было самое тяжелое лето в его жизни – об этом Николай после запретил себе вспоминать. А в начале осени, темной и по-южному душной ночью, он слишком долго не мог найти телефон, чтобы вызвать «Скорую»: в старом бараке под снос, где они жили, не было даже света. Пришлось бежать, задыхаясь, три квартала, пока не попался первый телефон-автомат.
Майю спасти не успели – что-то там произошло непоправимое. Не выдержал истощенный бездомной жизнью и ослабленный беременностью организм. Зато ребенок – мальчик – выжил. Николай изо всех своих сил желал, чтобы было по-другому. Наоборот. Но что он мог сделать, кроме как бессмысленно, беспрестанно выговаривать свою боль вслух и страдать?! И то ли он слишком тихо произносил дрожащими губами слова молитвы, то ли Москва не самое частое и любимое пристанище Бога – Всевышний его не услышал. С первого попавшегося почтамта Николай отправил телеграммы с адресом злосчастного роддома своим родителям и родителям Майи, истратив на это последние, заработанные на продаже разного хламья в метро деньги, и ушел в неизвестность, бесследно затерявшись в огромном городе. Тогда Николаю требовалось только одно: скрыться. Раствориться. Забыть.
Голубой монитор компьютера давно погас, сменив чернотой с логотипом Windows пошлые сердечки и глупые сообщения очередного сайта знакомств. Хотелось удавиться, глядя в глубокую черноту экрана. Николай раздраженно ткнул курсором в кнопку «завершение работы», встал из-за стола и подошел к книжным полкам. До боли хотелось не думать ни о чем. Но то ли виски и кокаин были ни черту, то ли напряжение нервов оказалось за крайней чертой – ни наркотик, ни алкоголь не возымели спасительного эффекта. Снова трещала голова, опять вернулись мысли. Во что бы то ни стало нужно их подавить. Он пробежал по корешкам книг глазами, думая, что выбрать. Взгляд случайно упал на старый, порядком потрепанный том, и Николай задрожал перед ним так, словно неожиданно окунулся в ледяную воду. Это было издание Бодлера 1926 года. Удивительно, как Настя умудрилась его добыть! Однажды Николай проговорился, что лет с пятнадцати до восемнадцати Шарль Бодлер был в его понимании единственным стоящим поэтом. Потом стало не до лирики. На следующий день Настя преподнесла ему в подарок вот это. Первый том полного собрания сочинений Шарля Бодлера. Николай не без содрогания извлек книгу из надежных тисков разместившихся рядом новых, в твердой обложке, томов. Раскрыл. На него смотрело спокойное лицо некогда любимого поэта. Николай и Майю в свое время приучил читать его стихи, объясняя каждую строчку. Кажется, она не до конца понимала и не разделяла его взглядов, но всегда благодарно слушала до последнего слова. Ч-черт!