Агапыч звал Василия Базилевс[5]. Когда Базилевс женился, кольца сварили в родной артели. Разве могли быть иные варианты, кроме поддержки своего производителя, деяния которого, разумеется, карались уголовным кодексом. Вася был иррационально уверен в том, что та романтическая контрабанда объединила всех участников, хотя с Агапычем он не общался, а Миша отыскал его не так давно в соцсетях. Учительница, кажется, отлично устроилась в школе для русских детей в предместьях Парижа. Но это редкий случай, когда занявшего тепленькое местечко вспоминаешь без неприязни.

Теперь Базилевсу предстоял неприятный выбор в сторону корпоративной этики. Неужто он будет продавцом-консультантом? Что ж, можно, конечно, по-снобски фыркнуть, но, по сути, он был им и раньше, просто с ореолом посвященного и готового помочь в любое время суток. Было время в его жизни, когда он выбрал весьма необычное место работы для столичного жителя — будку на трассе, где дальнобойщикам продавали и настраивали рации и навигаторы. Настройщиком как раз и был Василий, который добрых два часа добирался до этой точки на своем раздолбанном «форде». Зато в тот период он оброс клиентурой и смог впоследствии работать дома, занявшись уже не только навигацией, а приводя в чувство ноутбуки и гаджеты — по мере сил и умений. Но драть три шкуры с несведущих, задирать цены, дуря простаков, — все же воспитание не то. А в предпринимательстве либо благородство, либо прибыль.

— А ты так с тех пор и один? — бесцеремонно поинтересовался Миша, оглядев Васино жилище.

— А ты какие «те поры» имеешь в виду?

— Мне Агапыч говорил, что ты развелся.

— А ты с ним контачишь? — неизвестно чему обрадовался Василий.

— Да не особо… Слушай, ты от темы не уходи, — начал брать нахрапистым задором Камушкин. — Тебе нужна нормальная работа. Тогда и женщина появится нормальная.

— Вот, значит, как ты полагаешь… Нормальная у меня уже была. И кстати, что ты понимаешь под анамнезом нормальности?

— Слушай, давай не будем придираться к словам. Не притворяйся, что ты не понял. Нормальная — это которая преобразит тут все… — И Миша неопределенно-пренебрежительно очертил рукой круг, давая понять, что все здесь нуждается в срочном преображении.

«Заматерел и оборзел. Что ж, не ново». Василий вдруг остро ощутил обиду. И подумал, что ему уж точно не нужна здесь… преобразительница!

— Миша, скажи честно, зачем ты меня так упорно хочешь пристроить в свою контору? А что, если я тебя подведу? Не оправдаю, так сказать, высокого доверия…

Камушкин вмиг слетел со снисходительного регистра. Почуял кот, чье мясо съел. Он округлил честные, слегка нахальные водянистые глаза и по-детски выпалил:

— Да мне просто скучно одному-то! Неужели не понятно! У меня там только один Рубик-джан, да и тот малолетка. Поржать не с кем, понимаешь?! Над тем же Рубиком поржать… Думаешь, один ты такой любитель индивидуального предпринимательства? Да я б сейчас тоже развернулся… но в одиночку теперь хрен заработаешь. А ты думаешь, у меня какие-то тайные мотивы, что ли?

— Да ничего такого я не думаю, — усмехнулся Василий, хотя он как раз думал, но одновременно стыдился этого. Он убеждал себя, что Миша не враг, но те, кто работает на тех же должностях, что и он, все это менеджерье — большинство из них ведь пальцем не пошевелит без личной выгоды. Коррозию под влиянием среды никто не отменял.

И при этом Миша тысячу раз прав: кого еще по нынешним временам уговаривают занять непыльную вакансию… А Василий еще и подвох ищет.

— Миш, ты тоже меня пойми. Лет-то мне сколько… Стыдно уже в продавцах-то бегать.

— Ты недолго будешь в продавцах! С твоим потенциалом ты быстро станешь начальником отдела. Вот, если хочешь, мой тайный мотив! И тогда у нас будет своя банда в этом сетевом болоте. А потом…

Давненько никто не выказывал такую безграничную уверенность в Васиной удачной карьере. Это было феерически свежо и абсурдно, что, как известно, срабатывает. Они с Мишей проболтали, как в старые времена, до рассвета, и Камушкин взахлеб рассказывал о той жизни, которая была у него после золотого века. О том, как он обретался на радиорынке и как учился собирать компы «из говна и палки». И как ему хочется возродить интеллектуальный посыл и снова сколотить «нашу» команду, только высокого полета и легального масштаба. «Ведь, по сути, мы так и остались подмастерьями-ковыряльщиками! Только антураж другой и молодость ушла».

— Уж не тебе пока плакать о молодости, — отмахнулся Василий, а сам подумал, что Миша тысячу раз прав. — Не забывай про Агапыча-аксакала, он постарше нас всех будет. Он-то теперь в какой ипостаси и чем мозги опыляет юной поросли?

— Бессмертием, однако. Думаю, это логично в свете его алхимических отношений с золотом.

— Он и раньше к этому неровно дышал, — усмехнулся Василий. — Все эти его речи о том, что человек умирает, потому что знает, что смерть неизбежна. А вот если бы не знал… И по сути трудно с этим спорить: многие знания — многие печали. Это не ново. Ты мне лучше скажи, чем он насущно живет!

— В издательстве работает. Семью свою большую кормит. Тоскует. А почему бы тебе самому не спросить? Он тоже о тебе вспоминает.

— Вспоминает, но не ищет. Значит, еще не время.

Камушкин бросил удивленный взгляд на Васю, но спорить не стал. «Когда я тебе стану нужен, я тебя сам найду», — говорил Агапыч. И Василий с годами понял, что этот принцип верен во всем. Лучше никого не искать, потому что ничего хорошего из этого не выходит. Правильнее, когда находят тебя. Но не всегда хватает терпения этого дождаться. Иной раз думаешь, что ожидание — самая варварская форма пожирания времени и самая мучительная. С возрастом же постигаешь горькую истину о том, что сама жизнь и есть ожидание в каком-то самом густом и непостижимом ее смысле. И старина Агапов это понял раньше всех нас. Отсюда и все его «бессмертие»…

…Вот ты думаешь, что из точки «рождение» ты движешься в точку «смерть». Из двадцатипятилетия движешься в двадцатишестилетие и так далее до известного предела. Но почему ты считаешь, что движение может происходить только линейно, только в одну сторону? Почему из точки А нужно обязательно прибыть в точку В? Может быть, пора воспринять время как многомерный процесс, как возможность менять направление по ходу движения? Может, я понял, что не хочу больше в точку В, я хочу в точку С? Или из точки двадцатипятилетия я хочу пойти перпендикуляром и прожить в ней лет десять, а потом… потом видно будет!

Ожидание тоже можно превратить в такой перпендикуляр или в любой новый вектор. И прожить удивительную жизнь. И в этой жизни у тебя может родиться дочь… например. Именно про дочь напомнил ему звонок Настасьи Кирилловны на следующий день. Звонила она, как всегда, очень вовремя — в час вечернего обострения одиночества. Миша Камушкин попал своим… камушком в болезненную точку: конечно, Базилевсу было одиноко. Но он до дрожи ненавидел пошлейшее клише о том, что одиночество необходимо кем-то скрашивать. Это состояние необходимо спокойно пройти насквозь. А те, кого ты ищешь только для того, чтобы заполнить эту естественную паузу, только усиливают и продлевают ее. Лучше обходить стороной доброжелателей, а точнее, доброжалетелей, что пытаются играть с тобой в удачливого сводника и смакуют потом свое покровительственное превосходство: дескать, это ж я тебя с ней познакомил…