— Женщина или мужчина? — уточнила я.

— Конечно, мужчина, скорей всего молодой; Сашенька за что-топопенял ему и сказал: «Что же вы, молодой человек, так плохо свое дело знаете?»

— Имени он не называл?

Леля грустно покачала головой:

— Нет, имени я не слышала. После завтрака Сашенька собиралсяотправиться в банк, уже и охрана за ним приехала, но после разговора онпочему-то решение переменил и отпустил охрану прямо во время завтрака. Мнесказал, что уезжает, что у него важная встреча и разговор должен состояться безлишних свидетелей.

Леля снова всхлипнула. Я поспешила ее отвлечь вопросом:

— Он что же, поехал совсем без охраны? На АлександраЭдуардовича это не похоже. Я знаю его как предельно осторожного человека.

— Так и есть, Сашенька всегда был очень осмотрителен, —согласилась Леля, бережно, чтобы не повредить косметику, вытирая платочкомслезы. — Я тоже удивилась, что он отпустил охрану, и выразила опасение, ноСашенька меня успокоил, сказал, мол, человек, который за ним заедет, такобложен «телками», что бояться нечего. К тому же и поговорить мы особо-то неуспели, потому что Сашенька заспешил. Он даже кофе не пил, что само по себеудивительно.

— И ты его не проводила? И не выглянула в окно? И на балконне вышла?

— Сама себя за это ругаю. Ах, если бы наперед знать, — Лелямахнула рукой и опять, зарыдала в голос.

Сердце мое зашлось от жалости.

— Успокойся, дорогая, не стоит так убиваться, — пролепеталая. — Не все потеряно. Надежда есть. Мне уже ясно, что Александра Эдуардовичазаманили в ловушку.

— Я сразу это поняла, — сквозь плач выдавила из себя Леля. —Кто-то, кого он близко знает и кому доверяет, его заманил, но кто? Кто?!

Я задумалась.

— Дорогая, — осененная мыслью, воскликнула я, — то, что впохищении участвовал близкий Александру Эдуардовичу человек, и плохо и хорошо.С одной стороны, нам придется держать в секрете каждый свой шаг, посколькунеизвестно, кто наш враг; зато распространяя информацию дозировано, всегдаможно выяснить, кто ею воспользовался. Ясно?

Леля была так расстроена, что ясно было одно: ей не скоростанет что-либо ясно.

— У меня страшно разболелась голова, — сказала она, шмыгаяносом, — пойду приму таблетку.

— Где у тебя аптечка? — поинтересовалась я.

— Наверху в спальне.

— Я с тобой. Не возражаешь, если зайду в кабинет и пороюсь вбумагах твоего мужа?

Леля испуганно уставилась на меня.

— В интересах следствия, — пояснила я. — Вдруг тамчто-нибудь в записях обнаружится.

— Конечно, посмотри, — устало согласилась Леля.

Однако в кабинете ничего интересного я не обнаружила.Точнее, интересного там было достаточно — один еженедельник чего стоил, какихтолько громких имен там не было, — а вот полезного я ничего не нашла. На деньпохищения пришлись кое-какие встречи, они подробно были отражены веженедельнике, но никаких зацепок не давали, если, конечно, не предположить,что Турянского похитил министр по труду, с которым на одиннадцать утра былазапланирована встреча.

Отчаявшись, я выдвинула центральный ящик стола — там былополно скомканных бумажек. Я взяла самую верхнюю, расправила ее… Цифры, похожена номер машины. Бросив бумажку в стол, я задвинула ящик и отправиласьразыскивать Лелю.

Она была в спальне, лежала на кровати и, уткнувшись вподушку, снова рыдала, горько-горько. Аптечка — приличных размеров ящичек —стояла на туалетном столике.

— Ты что, теперь постоянно плачешь? — содрогаясь от жалости,спросила я, заглядывая в аптечку и поражаясь обилию лекарств.

— Ничего не могу с собой поделать, — призналась Леля. — Еслис Сашенькой что-нибудь случится — жизнь моя кончится.

— Так уж и кончится, — усомнилась я. — Ты молодая, красивая,здоровая. Нового мужа найдешь.

Леля оторвала лицо от подушки и обожгла меня злым взглядом.

— Нового мужа найду? А ты не забыла, как долго я этогоискала?

— Тогда ты была не так богата, — возразила я. — Теперь жетебе не надо так высоко планку поднимать. Достаточно, чтобы муж был молод ихорош собой.

Леля перестала плакать, уселась на кровати, прижала к животуподушку и пытливо уставилась на меня.

— Ты что, серьезно думаешь, будто в случае смерти Сашеньки ябуду богата?

— А почему бы и нет, — уже с некоторыми сомнениями ответилая.

Леля отбросила подушку и схватилась за голову. Глаза еелихорадочно горели, нижнюю губку она прикусила и была так хороша, что язалюбовалась. Однако Леля страдала, ей было не до моих восторгов.

— Я только сейчас, когда начала собирать деньги дляСашеньки, поняла, что бедна, как церковная мышь, — воскликнула она. — К счетамя доступа не имею, даже не знаю, где они, эти счета. Из собственности тоженичем не владею. Даже не могу продать ту дачу, которую Сашенька мне подарил,потому что она все еще на него оформлена. На продажу выставила, а как будувыкручиваться, когда найду покупателя, не знаю.

— Да, но это потому, что он жив, — успокоила я Лелю. — Еслибы Александр Эдуардович, не дай бог, умер, то ты, как единственная егонаследница, через полгода могла бы продать все, что тебе заблагорассудится.

— Что? Что например? Эту квартиру?

— Она стоит немало, — напомнила я.

— Да, немало, но я же где-то должна жить.

Пришлось согласиться, что Леля должна жить в этой роскошнойквартире, раз больше негде. Однако Леля снова была недовольна. Более того, онапришла в отчаяние.

— Да, я буду жить одна в этой квартире! — закричала она. —Одна, без моего Сашеньки!

— Поверь, так будет недолго. Теперь появится очень многожелающих жить рядом с тобой, — заверила ее я.

— Жить рядом со мной? А ты знаешь, сколько денег уходит насодержание этой квартиры? Консьержки, лифтеры, охрана, служащие стоянки,уборщицы, слесари, садовник.

— Садовник?!

— Да, этому дому понадобился садовник. Цветочки сажает,подстригает кусты и не бесплатно, потому что он ландшафтный, видите ли,дизайнер. И это все не входя в квартиру, а сколько дел в самой квартире! Здесьтолько одной уборки на трех человек. Где я возьму такие деньги?

— Неужели негде? — изумилась я. — Ведь все знают, чтоАлександр Эдуардович почти владеет банком и не только им. У него есть какие-тофирмы. Ты же наследница. Даже если он не оставил завещания, другихродственников у него нет. Его первая жена и сын давным-давно погибли вавтокатастрофе. Родители умерли. Все. Ты осталась одна.