(!) вертолетах на базу прилетел замминистра обороны, чтобы уговорить летчиков вернуться в строй. Замминистра я не видел, но оба вертолета торжественно протрещали над нашими головами. В итоге оба офицера согласились поесть и продолжить джихад.

Курсы для летного состава заканчивались, да и переводили их «англичане», я в основном был на практической работе – подкрути это, открути то, нажми вот сюда…

Но вот однажды меня попросили письменно сделать техническое описание самолета. Это, между прочим, много-много страничек, собранных в несколько брошюрок. Поначалу я испугался, а когда разобрался, то понял, что, во-первых, могу, а вторых – это не так уж сложно.

Сел переводить. Это избавило от ежедневных поездок на аэродром. Перевод продвигался быстро и успешно, тем более что многие страницы дословно повторяли друг друга, и недели через две я предоставил толстую кипу листочков, сверху до низу аккуратно исписанных по-арабски.

По возвращении в Москву, когда я гордостью информировал военное ведомство, что, помимо всего прочего, я подготовил письменный перевод техописания самолета, то получил по шапке, поскольку такие переводы выполняются за деньги по отдельному заказу принимающей стороны, то есть египтян. Получилось, что я отнял деньги у коллег-переводчиков, которые сидят в Москве…

В нашем однокомнатном общежитии был принят распорядок, по которому ежедневно назначался дежурный, обязанный готовить обед, накрывать на стол, мыть за всеми посуду и т. д. Согласно «договору», у дежурного не было никаких прав человека. Например, он был обязан нарезать огурцы и помидоры так, как было угодно каждому из «клиентов». Бесправие дежурного было игрой, но каждый, вне зависимости от возраста и воинского звания, ее правила соблюдал. Иногда даже удостаивался похвалы, за вкусно сваренный суп.

Однажды оставшись дежурным, я достал из холодильника увесистый, аппетитный кусок мяса. Правда, мясо чуть настораживало своим излишне розовым оттенком. Варилось оно дольше обычного и на пробу было жестковатым. Проигнорировав данное обстоятельство, я торжественно поставил кастрюлю на стол. Съели, хотя и без особого удовольствия.

Вечером пользовавшиеся с нами общим холодильником египтяне спросили, не взяли ли мы по ошибке их мясцо. Их мясцо было ослятинкой.

Вкусившие от приготовленного мною супа выразили негодование. В подробности вдаваться не буду. Но все же поверьте на слово, если ослятинка качественно приготовлена, она вкусна, только не стоит варить ее, как заурядную говядину.

С ослятиной, точнее с ослом, связан еще один казус. По дороге на базу мы однажды остановились на бережку одного из многочисленных рукавов Нильской дельты. Вылезли из машины, подошли к мутной серо-коричневой воде. А по ней плывет осел, дохлый. Не помню, по какой причине, возникла дискуссия, но я вызвался тут же испить водицы из Нила. На спор. Опустился я на колени у великой африканской реки, зачерпнул ладошками воды и выпил.

Тут же подпрыгнул ко мне один из мусташаров с бутылочкой самолетного «горючего», которое я тут же и принял. До сих пор жив и здоров. В 2020-м все кричали об угрозе всеобщего коронавирусного заражения. Друзья, надо правильно запивать и закусывать.

То, что вы сейчас читаете, если еще не надоело, – не мемуары. Это – фотографии, или, как теперь модно говорить, клипы той жизни. У каждого арабиста таких клипов в запасе немерено. Кому они нужны? В первую очередь нам самим, ностальгирующим по молодым годам. Как заметил однажды чудной писатель Владимир Набоков, «Человек всегда чувствует себя дома в своем прошлом».

Но то, что рассказываю о прошлом труде арабистов, в чем-то похоже на то, что происходит сейчас. Вот сбили однажды египетские зенитчики над Каиром израильский самолет, а он оказался египетским (сам Примаков рассказывал). А как успела соврать наша пропаганда, расхвалив успех египтян. Вранье – типично и для советской, и для постсоветской политкультуры. Недавно, в 2018-м, сирийские стрелки по ошибке сшибли российский Ил-20. …Виноват, как всегда, оказался Израиль.

Один из клипов моего бытия на Ближнем Востоке – прыжок в бассейн с десятиметровой вышки. Казалось бы, отнюдь не самое значимое событие. Но как на это посмотреть. Захожу однажды в бассейн – кругом никого. Взбираюсь на последнюю ступеньку вышки. Голова кружится, поворачиваюсь, чтобы спуститься вниз. И тут является взвод египетской армии, выстраивается вкруг бассейна и смотрит, как советский офицер сиганет в воду. Сойти ногами нельзя, это измена родине. Прыгнуть – все равно что с самолета без парашюта. Зажмурив глаза, скакнул вниз. Арабисты не сдаются!

Когда моя голова показалась из воды, раздались бурные арабские аплодисменты.

…Выходной у мусульман, как известно, приходится на пятницу. Это, во-первых, для того, чтобы их не путали с иудеями, для которых день отдыха – суббота. Во-вторых, потому, что пятница – еще и базарный день, когда после завершения торговли положено идти на общую молитву, послушать проповедь имама, а после обсуждать текущие вопросы, в том числе как удачно или неудачно торговалось.

Так повелось еще со времени пророка Мухаммеда.

Выходной в пятницу наступал и у советских военспецов.

В четверг мы отправлялись с базы в каирские апартаменты, где предавались заслуженному отдыху. Отдых был прост, как студенческая столовка. Я отправлялся в магазин под написанной по-русски вывеской «Бакалея Льюис», где продавались колбаса, коробки «Астраханский сувенир», водка «Московская» и сардельки. Арабского языка не требовалось. Сам Льюис трепался по-русски лучше, чем я по-арабски. «Птички приносят», – объяснял он разнообразие и изысканность ассортимента своего магазинчика. Однажды на вопрос, почему вторую неделю нет сарделек, он пожаловался, что «контрабандушка не пришла», потому как ее задержали в Сухуми. Кто забыл – в 1972 году Сухуми был столицей Абхазской Автономной Республики в составе Грузинской ССР. Я посочувствовал Льюису, потому что, бывая в этом замечательном городе, знал, какие там берут взятки за торговые, особенно незаконные операции.

Водка у Льюиса стоила дорого, да и особой потребности в ней не было – самолетного спирта вполне хватало. А к пиву Stella я незаметно пристрастился, хотя запивать им алкоголь было небезопасно.

Мадинат-Наср скучен. Делать там совершенно нечего. Восточной экзотики никакой. Впрочем, иногда могли подкрасться женщины с закрытыми лицами, в темной одежде, из которой они вынимали одну, а то и обе груди и, покачивая головой, призывали: «Мистер, мистер». Местные секс-работницы чаще всего обращались со своими предложениями в дни получения хабирами жалованья, которое было весьма значительным. И спрос имелся, хотя такого рода контакты были строжайше запрещены.

Торчать на окраине в выходной невозможно. Хотелось в центр, в настоящий Каир.

Описывать Каир? Нет. Он описан и переописан. Пересказывать мнения других, эпигонствовать… Но делать что-то надо – какой арабист без Каира? Заранее прошу прощения за следующие странички. О чем они? О том, как я вживался в Каир, становился его частью. Эка невидаль. Попал в Москву – чувствуй себя москвичом, в Берлин – берлинцем, в Казань – казанцем и далее по списку.

Перебираясь из одного сумасшедшего города в другой (Москва и Каир города безумные), каждому приходится адаптироваться к чужому образу жизни. Это непросто. Иду по арабоговорящему Каиру и… не понимаю каирского языка. Экое унижение, чувство неполноценности для переводчика.

Улицы, дома, мужчины в длинных белых галабеях[14], прилавки магазинов (тогда советские туристы именовали их «музеями»), красивые девчонки – ничто. Пока не начнешь понимать речь, ты чужой.

И вдруг на Фуаде (улице имени короля Фуада) разбираю несколько слов. Мужчины говорят о пиве. Поначалу дошло только «пиво», где и когда они хотят его выпить…

Следующее понимание было более продолжительным и пикантным. За мной пристроились девушки. Сначала они просто хихикали немного низкими голосочками. Девичий разговор становился все более внятным. Я стал прислушиваться. Много новых слов узнал я тогда, одним обрадовался, от других стало обидно. Пусть мне потом рассказывают о взывающем к женской нравственности шариате. В какую-то секунду я не выдержал, повернулся к девчушкам и спросил: «Ну, кто первая?» Барышни шарахнулись в стороны.

Я же с достоинством продолжил прогулку. Что