Вернувшись на палубу, я обнаружила там Ройала Лумиса. Он расплачивался за две палочки корицы, десять фунтов муки, жестянку зубного порошка и мешок гвоздей. Хмурился, глядя на растущую на прилавке груду, дважды пересчитал сдачу и все это время не переставал жевать зубочистку.

– Привет, Ройал, – сказала я.

– Привет.

Я вручила мистеру Экклеру папины пятьдесят центов за кукурузную муку.

– Сколько она стоит? – спросила я, предъявляя красивую тетрадь для сочинений. У меня накопилось шестьдесят центов – за папоротник, что мы с Уивером продали отелю «Игл-Бэй», и за живицу, которую мы собрали и продали О’Харе в «Инлете». Эти деньги следовало отдать папе, я и собиралась их отдать, честно, только пока случай не представился.

– Тетради-то? Дорогие, Мэтти. Витальянские. По сорок пять центов штука, – ответил мистер Экклер. – Ты погоди, через неделю привезут другие, по пятнадцать.

Сорок пять центов – большие деньги, но я не хотела «другие, по пятнадцать» – теперь, когда увидела эти. У меня столько накопилось идей. Тонны идей. Рассказов, стихов. Я прикусила изнутри щеку, размышляя. Я знала, что, когда попаду в Барнард – если попаду в Барнард, – мне предстоит много писать, и не мешало бы начать заранее. Я вспомнила Уивера: «Слова надо пускать в ход, а не коллекционировать», и я представила себе, как слова потекут по этой прекрасной бумаге, а когда я что-то напишу, я закрою тетрадь, и они будут надежно и укромно спрятаны под обложкой. Прямо как в настоящей книге. Меня грызло чувство вины, и я поспешно достала из кармана деньги и отдала их мистеру Экклеру, чтобы дело было уже сделано и нельзя было передумать. Затаив дыхание я следила, как он заворачивает мое приобретение в коричневую бумагу и перевязывает веревочкой. Я сказала ему «спасибо», забирая покупку, но он уже отвернулся – мистер Пуллинг, наш почтальон, спросил его, почем апельсины.

Уже на причале я услышала оклик:

– Мэтти, постой!

Я обернулась.

– Да, мистер Экклер?

– Скажи папе, я буду покупать у него молоко. Места наверху маловато, и молоко заканчивается, не успеваю я добраться до Четвертого озера. Буду отдавать ему пустые бидоны и забирать четыре или пять полных. Мог бы продать больше на обратном пути, будь у меня чего продавать.

– Я скажу, мистер Экклер, но он уже обещал «Гленмору», и «Хигби», и «Уолдхейму». А еще отелю «Игл-Бэй». Его и другие просили, но он думает, столько молока у него не наберется.

Мистер Экклер сплюнул в озеро; слюна была бурой от жевательного табака.

– Какое у него нынче стадо?

– Двадцать голов.

– Всего-то? Но у него же – сколько, бишь? Шестьдесят с гаком акров? Он там мог бы куда больше держать, чем двадцать коров.

– У нас только двадцать пять акров расчищено и большая часть распахана.

– А с остальными он что делает? Тридцать пять акров пустоши фермеру ни к чему. Он же налоги платит за землю, ведь так? Платит, а землей не пользуется! Надо расчистить ее под пастбище, не бросать зря. Стадо побольше надо, вот чего!

– Он думает расчищать. Думал. Но потом… Когда Лоутон уехал и все такое… Ему просто… нелегко, – сказала я тихо, зная, что Ройал вслушивается в каждое слово.

Мистер Экклер кивнул. Кажется, он смутился. Он знал, что Лоутон ушел из дома. Это все знали. Он даже спрашивал меня, почему Лоутон так поступил, вот только объяснить я не могла – ни ему, ни Уиверу, ни всем прочим, кто хотел знать. Мамы с нами больше нет, потому что она умерла, – это я объяснить могла. Но теперь с нами нет и брата. Брата, который однажды потратил все, что заработал, продавая туристам наживку, на тетрадь и карандаш для меня: он застал меня ревущей в сарае, потому что папа отказался мне их купить. Лоутон бросил нас, и я даже не знала почему.

– Ну, скажи ему, чтоб заглянул потолковать со мной, Мэтт. Ройал, и ты своему па то же самое скажи. Я только что видел, как расчищают место под два новых дачных поселка на Третьем озере. Лон Вуд застраивает свой участок, «Микер» и «Фэйрвью» расширяются. С каждым днем туристов все больше, а лето еще и не началось. Если кто-то из ваших сможет поставлять мне молоко, я уж сумею его продать.

– Да, мистер Экклер, скажу, – сказала я и заспешила домой. Уроки в школе закончились час назад. Сестры вот-вот вернутся. Нужно доить коров, сгребать навоз, кормить свиней и кур, да и самим поесть надо.

За спиной раздался глухой тяжелый звук – кто-то спрыгнул с борта на причал.

– Подвезти, Мэтт? – послышался голос рядом. Ройал.

– Кого? Меня?

– Тут никого больше «Мэтт» не кличут.

– Хорошо, – сказала я, радуясь приглашению. Мешок с кукурузной мукой тяжеловат, да и домой я попаду гораздо быстрее, чем пешком.

Я сунула мешок в повозку, а сама залезла на жесткое деревянное сиденье рядом с Ройалом. На таких повозках ездят все в Северных Лесах. Все, у кого хватает здравого смысла. Новенькие приезжают в экипажах, но скоро от них отказываются. Повозки устроены очень просто: несколько планок, под ними пара осей, сверху – одно-два сиденья, можно и крытый кузов обустроить. Планки упругие, они смягчают толчки, иначе зубы того и гляди повыскакивают на ухабистой дороге.

– Н-но, пошли! – скомандовал Ройал лошадям и развернул скрипучую повозку на подъездной дорожке отеля, чтобы избежать столкновения с красивым экипажем – крыша с бахромой, – в котором парочка туристов, только что сошедшая с парохода «Клируотер», направлялась к Большому Лосиному озеру. Пара гнедых у него новенькая. Папа говорил, мистер Лумис купил их по дешевке у человека из-под Олд-Форджа, у которого банк забрал ферму. Гнедые лягались и ржали, испугавшись экипажа, но Ройал их быстро успокоил.

Он помахал рукой мистеру Сэттерли, сборщику налогов, прошагавшему мимо нас в отель. Мистер Сэттерли помахал в ответ, но без улыбки.

– Пари держу, он от Хаббардов, – сказал Ройал. – Наложит арест на их землю. Эта беспутная Эмми опять не заплатила налог.

Меня удивило, как резко он говорил. И уже не в первый раз.

– Ройал, за что ты не любишь Хаббардов? – спросила я. – Они бедные, но они же ничего дурного не делают.

Вместо ответа он фыркнул. И больше ничего не говорил, пока мы ехали по длинной дорожке отеля, мимо только что удобренного огорода и бороздчатого картофельного поля. Миновали железнодорожную станцию, пересекли рельсы, а потом и тракт – узкую грунтовую дорогу между Олд-Форджем и Инлетом. Вот что такое Игл-бэй, весь как есть: бухта на Четвертом озере, там отель, станция железной дороги, рельсы и узкий тракт. Не город. Даже не деревня. Глушь для туристов. Если только ты не живешь тут. Тогда это твой дом.

Направив гнедых в сторону Ункас-роуд, Ройал вдруг обернулся ко мне и спросил:

– Ты все еще играешь в ту игру?

– В какую?

– В твою игру. Ну, в эту ерунду со словами.