Я вышла за стеклянную дверь. Парни еще были спросонья.

– Счастливого сочельника! – крикнула я им сверху. – Вы всю ночь здесь спали? Не слышала, чтобы кто-то заходил в дом. Вы, наверное, ужасно замерзли! Приготовим завтрак? Яйца, тосты, оладьи и…

– Апельсиновый сок, – прохрипел брат и закашлялся. – Пожалуйста, Лили, сходи в магазин на углу, купи свежего сока.

– И эхинацеи! – прохрипел Бенни, кашляя.

– Спать на улице в середине зимы не очень-то умная идея, – сказала я.

– Вчера вечером она показалась нам романтичной. Звезды и все такое. – Лэнгстон вздохнул. Чихнул. Снова чихнул и зашелся сильным сухим кашлем. – Сделай нам супчику, Медвежонок. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Ну вот, он простыл. И тем самым окончательно и бесповоротно испортил мне Рождество. Надежда на хотя бы какое-то подобие приличного праздника улетучилась. И что-то подсказывало мне: раз он улегся вчера спать на улице со своим бойфрендом, вместо того чтобы сыграть в «Боггл» с Медвежонком, который очень просил его об этом и который играл с ним во время его нужды, то пусть сам теперь разбирается со своей болячкой.

– Сами себе варите суп! – заявила я парням. – И за соком сами идите. У меня дела в Мидтауне[13].

Я развернулась, чтобы уйти в дом. Так им и надо, болванам. Нечего дрыхнуть на холоде, когда можно остаться в тепле и поиграть со мной в «Боггл».

– Ты пожалеешь об этом в следующем году, когда будешь жить на Фиджи, а я – на Манхэттене, где в любое время дня и ночи смогу заказать себе еду и сок из магазинчика на углу, – воскликнул брат.

Я резко повернулась к нему:

– Что ты сейчас сказал?

– Ничего. – Лэнгстон натянул на голову одеяло. – Не обращай внимания, – донеслось оттуда.

Значит, дело серьезное.

– О чем ты, Лэнгстон?! – запаниковала я, ощущая, что сейчас на сцену выйдет Визгля.

Бенни тоже спрятал голову под одеяло.

– Ты должен все ей рассказать, – послышалось оттуда. – Раз проболтался, не оставляй ее в подвешенном состоянии.

– Проболтался о чем? – Я уже чуть не плакала, но сдерживалась изо всех сил, пытаясь поменьше походить на Визглю. До Нового года оставалась неделя, но нужно же когда-то начинать. Так почему же не сейчас? Подходящее время. Поэтому я крепилась, дрожала и… не плакала.

Из-под одеяла вынырнула голова брата.

– Родители уехали на Фиджи не только ради второго медового месяца, но и чтобы посетить частную школу. Отцу там предложили поработать директором. Следующие два года.

– Мама с папой не захотят жить на Фиджи! Да, это тропический рай для отдыха. Но там не живут!

– Еще как живут, Лили. Много людей. И эта школа для детей, чьи родители занимают дипломатические должности, например, в Индонезии, Микронезии…

– Хватит с меня этих – незий! Зачем родителям-дипломатам отправлять своих детей в дурацкую школу на Фиджи?

– Затем, что, как я слышал, это потрясная школа. Родители не хотят, чтобы дети учились в тех странах, где они служат, но также не хотят, чтобы они находились далеко от них – в Штатах или Великобритании.

– Я не поеду!

– Это и для мамы хорошая возможность. Она может взять творческий отпуск, позаниматься исследованиями и поработать над книгой.

– Я не поеду, – повторила я. – Мне нравится жить на Манхэттене. Я останусь с дедушкой.

Брат снова спрятался под одеялом.

Значит, это еще не все.

– Что еще? – спросила я, по-настоящему испугавшись.

– Дед собирается сделать предложение Глэмме. Во Флориде.

Глэмма – как ей нравится, чтобы ее называли, – дедушкина подруга. Это из-за нее он уехал на Рождество во Флориду.

– Ее зовут Мэйбл! – воскликнула я. – Никогда не буду звать ее Глэммой!

– Зови ее как хочешь. Но, возможно, она станет женой деда. И когда это случится, он, скорее всего, переедет во Флориду.

– Я не верю тебе.

Лэнгстон сел, чтобы я могла видеть его лицо. Даже простуженный, он выглядел трогательно искренним.

– Поверь.

– Но почему мне никто об этом не рассказал?

– Все оберегают тебя. Не хотят волновать прежде времени.

Так родилась Визгля. Оттого, что все меня оберегают.

– Идите на хрен с вашим обереганием! – заорала я, показав брату средний палец.

– Лили! – поразился Лэнгстон. – Это так не похоже на тебя.

– А что на меня похоже?

Я метнулась обратно в дом, рыкнула на бедного старину Ворчуна, вылизывавшего лапы после завтрака, и промчалась по лестнице вниз, в свою комнату. В моей квартире, в моем городе – Манхэттене.

– Никакого Фиджи. Ни за что, – бормотала я, одеваясь.

Думать о свалившейся на меня катастрофе не было ни сил, ни желания. Все это чересчур для меня.

Как здорово, что у меня теперь есть записная книжка, которой можно довериться. Я стала строчить в ней ответ, как только заняла скамейку на станции метро «Астор-Плейс». Времени было достаточно, поскольку поезд номер шесть, идущий в сторону Мидтауна, как всегда придется ждать целую вечность. Ручка летала по листу. Меня подстегивало осознание того, что мои излитые на бумагу мысли прочтет Бука и, возможно, не останется к ним равнодушен.

«Что я хочу на Рождество? Верить.

Верить в то, что при любых обстоятельствах все равно есть основания для надежды. Пока я пишу это, рядом с моей скамейкой, прямо на полу, под грязным одеялом спит бездомный. Я сижу на станции «Астор-Плейс», по ту сторону рельсов от меня находится деловой центр Манхэттена, мне виден вход в «Кмарт». К чему я это? К тому, что, когда начала писать тебе ответ, заметила бездомного и побежала в «Кмарт» купить ему большую упаковку «сникерсов». Я сунула ее бродяге под одеяло и, разглядев его, огорчилась еще сильнее. Он грязный, неприятно пахнет, стоптал обувь до дыр. Шоколадки погоды не сделают. Его проблемы «сникерсами» не решить. Порой я не понимаю, как ко всему этому относиться и все это воспринимать. Здесь, в Нью-Йорке, мы видим столько великолепия и блеска – особенно в это время года, – но тут же, рядом, видим и море страдания. На платформе никто не обращает внимания на этого мужчину, словно его не существует. Не понимаю, как это возможно? Мне хочется верить, что с моей стороны не безумие – надеяться, что когда бездомный проснется, социальный работник отведет его в приют, где он сможет принять теплый душ, поесть и поспать, и что потом ему найдут работу, жилье и…

Вот видишь? Я надеюсь на что-то – или кого-то – когда, возможно, все безнадежно. Мне сложно понять, во что стоит верить, а во что – не стоит. Сегодня я узнала много нового – того, что мне совсем не нравится. И тем не менее, вопреки всему, я продолжаю надеяться.