Французский народ и армия в целом не спешили дать оценку всем последствиям угрозы, которую означали для них приготовления Мольтке, но один или два голоса попытались предостеречь нацию. Одним из них был барон Штоффель, французский военный атташе в Берлине, отчеты которого отличались детальностью, проницательностью, и атташе неустанно напоминал об их срочности. Другой принадлежал командующему 6-м военным округом в Страсбурге генералу Дюкро, который оттуда и во время частых визитов в Южную Германию имел возможность проследить за развитием событий в Германии почти так же детально, как атташе Штоффель. Дюкро преувеличивал мощь и степень агрессивности намерений немцев, как и Мольтке – французов. Осенью 1866 года Дюкро представил предупреждение о неизбежности вторжения армий численностью до 600 000 человек и в августе 1868 года, уже с большей степенью вероятности, предсказал намерения Пруссии вторгнуться во Францию силами численностью в 160 000 человек по прошествии 48 часов и 500 000 человек по прошествии 11 дней. Он, как и Мольтке, считал главным нанесение внезапного удара. Быстрое наступление застало бы пруссаков врасплох, переманило бы к Франции всех колеблющихся из Южной Германии и сделало бы возможным соединение с силами Австрии. Французы, как неоднократно убеждал Дюкро, должны форсировать Рейн, захватить Гейдельберг (Хайдельберг), продолжить наступление до соединения в Вюрцбурге с силами австрийцев, и затем, с дружественной Южной Германией в тылу, наступать на Берлин. Одновременно с этим морские силы по Везеру дойдут до Ганновера. В сочувствии немцев Рейнланда и Южной Германии к французам Дюкро не сомневался. Великий герцог Гессенский уверял его, что даже «малейший [французов] успех убедит все государства Южной Германии присоединиться к вам». Но необходимо действовать очень быстро. А не то весь юг Германии в течение нескольких лет будет безвозвратно объединен с прусской военной организацией и будет слишком поздно.

Никаких сопоставимых с планами Мольтке документов во Франции до самого кануна войны не разрабатывалось, и виной тому отсутствие организации. Военный министр в Париже, как и его коллега в Берлине, имел уйму хлопот с реорганизацией и перевооружением армии, а штаб представлял собой не более чем копилку сведений, рьяно занимаясь сбором военной информации и производством карт Германии. Больше никаких функций штаб не выполнял. Единственный генеральный план кампании, по-видимому разработанный между 1866 и 1870 годами, был выполнен на чисто добровольной основе генералом Фроссаром, занимавшимся подготовкой войск к войне, и был оборонительным. Немцы, как считал Фроссар, вторгнутся во Францию через границу в Рейнланд-Пфальце силами в 470 000 человек и будут наступать на долину Мозеля и Эльзас. Численно меньшие силы французов сумеют их удержать. Рейнская армия защитит рубеж у Фрёшвийера в Эльзасе, угрожая флангу немцев при их наступлении через Лотербур на Страсбург. Войска на Мозеле у Каданброна и Форбака перерезали бы им путь на Мец. Резервную армию необходимо было сформировать в лагере в районе Шалона, а второй эшелон, в основном силы мобильной гвардии, – в Париже. Этот меморандум послужил основой плана, который Наполеон III составил в 1868 году для сосредоточения сил французов (численность которых он оптимистично оценивал в 490 000 человек) в составе трех армий, базировавшихся в Меце, Страсбурге и Шалоне. Именно эта предпосылка до самого 1870 года служила основой разработки всех военных планов.

Весной 1870 года все изменилось. До этого времени французские планы разрабатывались с учетом сражений с Северогерманским союзом, но у Франции был влиятельный потенциальный союзник в лице Австро-Венгрии (с 1867 года Австрийская империя стала двуединой Австро-Венгерской), канцлер которой, саксонец граф Бейст, с 1866 года был полон решимости отомстить победителям и своей родины Саксонии, и принявшей его Австрии. Политические соображения вынуждали австрийцев проявлять осторожность. Венгры были решительно настроены против всяческих авантюр в отношении Германии, и государственные деятели в Вене очень не хотели ввязываться в войну, которая, вероятно, столкнула бы их не только с Пруссией и ее германскими союзниками, но благодаря дипломатическим усилиям Бисмарка и с Россией тоже. Но отношения между австрийскими и французскими военными оставались самыми сердечными. Имели место неофициальные встречи, начиная с воплощения в жизнь масштабной программы военной реформы в Австрии в 1868 году, и в феврале 1870 года австрийский военный министр доложил французскому военному атташе, что отныне его силы готовы к действию. Австро-венгерские арсеналы и склады были полны, резервисты обучены, и шесть недель спустя он мог выставить готовую к боевым действиям армию численностью в 600 000 человек. Встречи эти носили скорее даже полуофициальный характер, когда, в том же месяце, эрцгерцог Альбрехт Австрийский, сын эрцгерцога Карла и победитель битвы при Кустоце, посетил Париж. Эрцгерцог был еще более обеспокоен, чем Бейст, стремясь не уронить честь своих армии и династии, и предложил Наполеону союзническую стратегию Австрии, Италии и Франции, которая открывала реальные перспективы победы. Согласно его плану, каждый из союзников должен был направить силы численностью в 100 000 человек в Южную Германию для создания базы в районе Вюрцбурга – Нюрнберга. Этот щит обеспечивал возможность сосредоточения главных сил союзников и намеревавшихся присоединиться к ним государств Южной Германии, а позже, после соответствующей подготовки, нанести удар по Берлину. Согласно расчетам эрцгерцога Альбрехта Австрийского, союзники могли увеличить численность войск почти до миллиона человек, в то время как Северо-германский союз, даже при условии присоединения к нему сил южногерманских государств, при самых благоприятных условиях мог рассчитывать лишь менее чем на 475 000 человек – цифра, не подтвержденная ничем, кроме как безудержным и некритичным оптимизмом эрцгерцога. Если включить в эту схему Францию, ей бы пришлось разделить свои силы на две армии: одна для форсирования Рейна у Страсбурга с последующим соединением с союзными силами в Южной Германии, а другая, сосредоточенная в районе Меца, была бы готова к отражению возможного вторжения немцев из Рейнланд-Пфальца или же для отвлекающего наступления на Майнц.

Позже, разрабатывая планы в Вене, эрцгерцог настоял в беседе с эмиссаром Наполеона генералом Лебрюном на том, что вопрос этот – чисто академический. Но даже в таком виде план нуждался в серьезных доработках. Французский штаб считал, что армии требовалось всего 16 дней для проведения мобилизации и сосредоточения армии, а Австрия и Италия рассчитывали на срок от шести до восьми недель. Эрцгерцог не считал эту трудность непреодолимой. Пруссии, по его подсчетам, понадобилось бы до семи недель, чтобы организовать вторжение во Францию силами 8 корпусов, а объявив состояние «вооруженного нейтралитета» при внезапном начале войны, Австрия и Италия будут в состоянии разгромить большую часть сил пруссаков, если им придется вступить с ними в бой. Отсюда Франции, как уверял императора эрцгерцог, совершенно не о чем тревожиться: с армией в 400 000 человек (согласно данным самих же французов) она легко выдержит боевые действия, которые займут не более шести недель. Но французские генералы не разделяли подобной уверенности. Лебрюн подозревал, что срок в шесть недель, провозглашенный Австрией, был продиктован политическим, но не военным расчетом – что Франц Иосиф никак не отважится взять на себя риск третьей неудачной войны. На совещании 19 мая 1870 года весь план был критически рассмотрен генералами Лебёфом, Фроссаром, Лебрюном и Жаррасом, начальником «Бюро картографии французской армии». По их мнению, в плане недооценивалась и скорость прусской мобилизации, и надежность южногерманских государств, и они настояли, что, только если все три союзника выйдут на поле битвы одновременно, план имеет перспективы на успех. Когда Лебрюн посетил Вену в следующем месяце, сам Франц Иосиф прояснил, что подобная одновременность и в политическом, и в военном отношении невозможна. Но он заявил о том, что, если бы Наполеон III появился в Южной Германии «не как враг, а как освободитель, я, со своей стороны, вынужден действовать сообща с ним». Наполеон III трогательно цеплялся за то, что осталось от плана эрцгерцога. Он совпадал с французскими политическими и военными традициями наступления – давал возможность заручиться поддержкой новых союзников в Германии, а ценнее всего была хотя бы возможность блестящего военного успеха, в котором империя нуждалась как никогда и который так и не был достигнут вследствие осторожной стратегии Фроссара. Разрывавшийся между проектами Фроссара и эрцгерцога Наполеон III избрал наихудший для своей армии.