себе представить. Томас собрал вещи и ушел. И не вернулся. — Она качала головой, вспоминая. — После этого мы вынуждены были продать магазин. Через несколько лет умер мой муж, и Эдвард связался с Томом, чтобы сообщить ему об этом, но тот даже не явился на похороны. После этого, конечно, все общение прекратилось окончательно. Полагаю, я не смогла простить ему этого. А Эдвард не может забыть, что он не помог нам с лавкой.

Джейн вздохнула:

— Это ужасно, когда семья вот так разваливается. И что вы почувствовали, когда услышали, что Томас возвращается в Котсуолдс?

— Когда позвонил его агент, я сказала: если Томас хочет навестить меня, я готова с ним пообщаться, но я не пойду на фестиваль, где толпы народу будут смотреть на нас. Понимаю, им было бы только на руку, если бы его семья была на этом мероприятии, но пока он не попросил прощения, как я могу поддержать его? Он нанес удар по своей семье. Очень болезненный.

— Могу понять, — отозвалась Нэнси, кивая. — Спасибо, что были так честны. Я никогда раньше не слышала эту историю… — Она деликатно замолчала.

— И не могли. Никто из приезжих никогда меня об этом не спрашивал, а в деревне все и так знают. Видимо, когда Томас переехал в Лондон и стал популярен, о нас никто особо не вспоминал. Он, кажется, вообще ни разу не упомянул о Даггерфорде. И люди перестали спрашивать. Но для нас это было тяжело. Он уехал, когда ему было двадцать, и получается, что я не разговаривала со своим сыном уже более тридцати лет.

Нэнси подумала, насколько же это трагично. И то, что Томас скрывал разрыв с семьей от публики, говорило о том, что он стыдится этого. Мистер Пибоди был прав: в деревне мало поклонников Томаса Грина. На месте семейной мясной лавки теперь супермаркет, и они до сих пор чувствуют, что он бросил их в тот момент, когда они нуждались в нем больше всего. Она прикинула, не связывает ли что-нибудь Майкла Джонса и мать Томаса. Если да, то, возможно, он действует от лица семьи.

— Вы знаете о писательском клубе в вашей деревне?

Рита кивнула:

— О нем все знают. Но, если честно, я от них не в большом восторге, потому что именно они в первую очередь помогли Томасу стать писателем.

— Что? — вырвалось у Нэнси. Она не смогла сдержаться, ведь Томас говорил, что ему вообще неизвестно о клубе! — Вы хотите сказать, что он был его участником?

— Конечно, — явно удивившись, ответила Рита. — Этот клуб был для него всем.

— Мы не знали, — отозвался Джонатан, покачав головой.

Нэнси была слишком ошарашена и не находила слов. Рита воспользовалась этой возможностью и поднялась:

— Меня уже ждут дела.

Ее голос казался уставшим. Ей явно хватило разговоров о прошлом. Нэнси видела, насколько ей тяжело, и понимала лучше других, что иногда просто не хочется оборачиваться назад.

— Конечно, — сказала Джейн, ставя чашку на место. — Мы уже отняли у вас достаточно времени.

— Вы не представляете, как мы благодарны вам за то, что вы рассказали нам сегодня. Это было очень великодушно с вашей стороны, миссис Грин, — вежливо поблагодарила ее Нэнси. Она поднялась, уже собираясь уходить, но ей непременно хотелось выяснить еще одну вещь. — Вы знаете человека по имени Майкл Джонс?

Мать Томаса покачала головой:

— Никогда не слышала.

Пока она провожала их до двери, Джонатан остановился, повернулся к ней и спросил:

— А Томас всегда хотел быть писателем?

Она вдохнула:

— Больше всего на свете.

Глава 10

Нэнси заморгала и зажмурилась, когда они вышли из сумрачного дома на яркое вечернее солнце и направились по дорожке в сторону калитки. Они вернулись на главную площадь.

— Значит, трогательной встречи с семьей и друзьями в Котсуолдсе, о которой нам рассказывал Томас Грин, не планируется.

— Да, об этом он определенно врал. Полагаю, он не хочет, чтобы достоянием общественности стал факт, что он кинул свою семью, когда стал богатым и знаменитым. И можем ли мы предположить, что он так же кинул и писательский клуб?

— Ну, Рита на сто процентов уверена, что он был его участником. И мы сами думали, что было бы странно, если бы начинающий автор не вступил в местный писательский клуб, — отозвалась Нэнси.

— Нам также известно, что Майкл Джонс является его членом. Значит, они связаны, как мы и предполагали, — заключил Джонатан. — То есть вряд ли это просто зависть?

— Да, за этим должно стоять еще что-то, — согласилась Джейн. — Мне так жаль мать Томаса. Не общаться со своим сыном столько лет! Об этом невыносимо даже думать, — добавила она, качая головой.

— Не могу себе и представить, — сказала Нэнси. Чего бы она только не отдала за еще одну минуту со своим отцом, а Томас добровольно все это время держал дистанцию с собственной семьей.

— Почти подошло время встречи писательского клуба, — заявил Джонатан, глянув на часы. — Пойдемте выпьем и подготовимся встретиться с Майклом Джонсом!

Они зашагали в сторону паба. Когда они проходили мимо супермаркета, Нэнси кивнула в его сторону:

— Понимаю, почему семью так долго не отпускает злость на Томаса за то, что он бросил их и семейный бизнес. Наверное, им было очень тяжело это пережить. Думаете, поэтому Майкл посылает свои угрозы?

— Да, ужасно, что Томас оставил деревню и свою семью, но, мне кажется, он хотел повидать мир, насладиться Лондоном, ведь здесь довольно тихая жизнь, с этим не поспоришь, — начал рассуждать Джонатан. — Неужели это настолько дурной поступок, что заслуживает какой-то мести? И при чем тут Майкл? Рита сказала, что не знает его. У Эдварда гораздо больше причин злиться на брата.

— Понимаю, о чем ты, это странно, что во все это замешан Майкл, но со стороны Томаса это было по-настоящему жестоко — так повернуться спиной к своим друзьям и близким.

Когда она говорила это, мысли Нэнси обратились к ее матери. Она оставила свой дом и семью так же, как и Томас. Но Томас был молод и ничем не обременен — по крайней мере, он не бросил жену с ребенком.

— Может, Томас думал, что лавку все равно нельзя спасти? В наше время малому бизнесу приходится нелегко, сами знаете, — предположила Джейн.

— Спасти нельзя, но помочь-то можно, особенно когда ты начал делать деньги на своих книгах. Он знал, что они рассчитывают на него; я лично понимаю, почему его матери и брату так тяжело простить ему то, как он их бросил.

— Да, раз они уже