— Ты всегда бутылки зубами открываешь? — охнула я.

— Всегда.

— Везет тебе, открывашки не надо искать. В принципе с твоимивнешними данными это в порядке вещей. Ведь ты не только бутылки открываешь, нои двери без отмычки взламываешь.

— Я много чего умею делать, — похвастался Жорик. — Я внекотором роде универсал. Такого еще поискать надо.

Почувствовав сильное головокружение, я встала из-за стола инаправилась к двери. Жорик моментально вскочил и пошел следом за мной.

— Эй, ты что надумала? Тебе кто из дома разрешил выйти?! —схватил он меня за руку.

— Мне плохо. Мутит от твоего «Спецназа». Так плохо, что ямогу в обморок упасть.

— Иди в свою кладовку и падай там в обморок. Ведро тамстоит, сблюешь, если что.

— Будь человеком, дай воздухом подышать!

— Ладно, дыши, — согласился Жорик и отпустил меня.

Я открыла дверь, села на ступеньки и стала глубоко дышать,наслаждаясь ночной прохладой. Жорик, вышедший вслед за мной, облокотился наперила, достал сигарету и жадно закурил. Я не сводила глаз с неба в надеждеувидеть падающую звезду.

— Ой, смотри, Большая Медведица! — вырвалось у меня.

— Ты что? — опешил браток.

— Я нашла Большую Медведицу, — пояснила я.

Ты что, совсем сдурела?! Тут медведей отродясь не бывало.Вот если к северу отсюда километров пятьсот проехать, то там — да. А здесьоткуда медведям взяться? Их в Подмосковье никогда не было и не будет. Нибольших, ни маленьких. Это же тебе не глухомань какая-нибудь, а нормальная,цивилизованная деревня. Через реку коттеджи понастроили, ресторан есть. Авообще мы с Петровичем часто на охоту ездим. А так, в выходные, в основном вФирсановку наведываемся. Там на станции держат двух медведей. Мы тудаспециально лаек возим, чтобы к зверю попривыкли. Там каждое воскресенье простоатас. Все приезжают со своими собаками, а главное, цены совсем смешные.Притравка одной лайки — пятьдесят рублей, испытание — шестьдесят. У Петровичакак-то медведь одну лайку задрал. Жалко было, конечно, но он новую купил. Любитмужик поохотиться, пострелять любит… Ты, девка, если еще пол стакана «Спецназа»выпьешь, то не только медведей, но и волков высмотришь.

— Ну ты и придурок, — осмелела я. — Я тебе про небо говорю.Про созвездие Большой и Малой Медведицы. Ты что, в школе астрономию непроходил?

— Проходил, только я в этих созвездиях ни фига не шарю, а запридурка ты мне ответишь! — не на шутку разозлился Жорик.

— Извини. У меня просто так вырвалось, — жалобно произнеслая.

— Я тебе сейчас язык отрежу, чтобы у тебя просто так ничегоне вырывалось.

Жорик выкинул сигарету и, прищурившись, уставился на меня. Япочувствовала, как задрожали колени, и затравленно огляделась по сторонам.Метрах в пяти от крыльца лежало большое бревно, а рядом — топор. «Вот оно, моеспасение», — подумала я, сразу протрезвев.

— Хватит тут сидеть. Пошли в дом, — буркнул Жорик. — Мненужно бутылку пива взять.

— Ты сходи, а я тут посижу.

— Я что, на дурака похож? Сбежать надумала?

— Да куда же я от тебя сбегу? Ночь, лес кругом. Тем более дохолодильника тебе всего три шага сделать. Мне, действительно, плохо. Отравиласья твоим «Спецназом». Если в дом зайду, то просто задохнусь. Мне бы на воздухепосидеть…

— Смотри мне! Если что не так — я тебе не только ребрапереломаю, но и все позвонки, — прошипел Жорик и зашел в дом.

Я тут же поднялась и метнулась к бревну. Топор оказалсянеожиданно тяжелым. Смогу ли я воспользоваться им, ведь Жорик такой большой?..Впрочем, как ни крути, выбора нет, а это — реальный шанс избавиться отгориллообразного тюремщика и уехать в Москву. Что будет дальше — посмотрим.

Положив топор на нижнюю ступеньку крыльца, я села так, чтобыего не было видно.

Через минуту Жорик вернулся. От него неприятно пахло пивом инесвежим бельем.

— Послушай, подружка, — пьяным голосом сказал он, — я тебедело хочу предложить. Маленькое такое дельце, от которого не стоитотказываться.

— Какое еще дельце? — напряглась я.

— Ничего особенного. Сейчас мы с тобой поедем туда, где тыспрятала портфельчик с баксами и поделим его содержимое. Сорок штук мои, адесять твои. А Петровичу я доложу, что ты Топора никогда не знала и никакойпортфель в глаза не видела. Короче, что мы тебя с кем-то перепутали. Онповерит. Знает ведь, падла, что я из любого правду вытяну. Мне кажется, чтотебе не стоит мелочиться. Жадность еще никого до добра не довела.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — возмутилась я.

— Да ты все прекрасно понимаешь, птичка, только колоться нехочешь. Страшно тебе клювик раскрыть, чтобы «чирик» сказать. Учти, неподелишься — останешься не только без денег, но и лишишься жизни!

— Я бы по-любому не стала с тобой делиться, — нахмурившись,отрезала я.

— Почему? — опешил Жорик.

— Потому что ты меня подставить хочешь. Просто хочешьузнать, где портфель лежит, а как узнаешь, так меня грохнешь, а денежки себезаберешь.

— Обижаешь… Я с тобой по-хорошему хотел, по-честному!

— По-честному так не делятся. Делятся обычно пятьдесят напятьдесят, а ты предлагаешь десять на сорок.

— Какие тут пятьдесят на пятьдесят, если тебе эти деньги снеба упали, а я за ними давно уже охотился.

— Ты что, и в самом деле решил, что деньги у меня? Так вот,заруби себе на носу: никаких денег я не брала и с Топором вашим в отношениях несостояла.

— Кончай придуряться, ведь я могу с тобой и по-другомупоговорить. Сейчас к батарее наручниками пристегну и горячий утюг на пузопоставлю. Ты мне враз расскажешь, куда денежки спрятала. Не хочешь по-хорошемудесять на сорок, то вообще ни хрена не получишь.

Послушай, — с трудом сохраняя спокойствие, сказала я. —Петрович не велел меня пытать до тех пор, пока он всю информацию не соберет.Насколько я понимаю, он твой начальник, а с начальником надо дружить. А тывздумал самоуправством заниматься.