Когда Метательница Теней выкатилась на улицу, с Баратом у ручек кресла, в сопровождении Костемола с пеной у рта и Тары Чейн Махткесс, которая изящно принюхивалась, девочка-куколка и ее уродливый спутник исчезли.

– Их запах рассеялся, – сообщила нам Махткесс, глядя на меня так, словно испытывала сомнения в моем интеллекте.

Костемол ощупал мостовую и покачал головой.

– Тепла тоже не осталось.

– Он это не придумал, – ответила Метательница Теней. – Он видел то, что видел. – Она медленно повернула голову и посмотрела на меня глазами-щелочками. – Его слово – золото. – Когда мы шли обратно по дорожке, она сказала мне: – У тебя появилась ниточка. Выясни, кто эта девчонка, а потом дерни.

У меня нашлись бы свидетели. Хеления и красные береты видели странную пару. Но их услуги не потребовались. Я был мужем Страфы. Я был своим. Меня приняла Метательница Теней, и никаких сомнений в этом не осталось.

Да-да.

Но это было уникальное чувство. Теплое. Меня нечасто поддерживали, мне редко настолько доверяли, даже Дин, Паленая и Пенни.

Правда, мы со Старыми Костями выдрессировали их сомневаться во всем, что лежит на виду, и наши отношения сложились скорее органично, а не драматично.

Вкратце опишу новый военный совет семейного толка. Председательствовала и говорила Метательница Теней. Она повторила свою стратегию.

– Мы ничего не будем предпринимать до похорон. Используем это время, чтобы укротить эмоции и обдумать ресурсы. После погребения мы облачим души в доспехи войны и исправим несправедливость.

Тут она явно недоговаривала. Я представил зреющий в ее мозгу Апокалипсис.

– Мы сожрем Операторов, медленно, кусок за проклятым куском, живьем. Вы всё поняли?

Теперь она отыгрывала свою злобную репутацию, возможно, рассчитывая, что постоянная прислуга Страфы упомянет ее настроение, когда будет сплетничать с прислугой из соседних домов.

Я надеялся, что она выразилась фигурально. Надеялся, что ее репутация преувеличена.

Толкнув жуткую речь, кошмарная женщина раздала поручения, причем некоторые звучали так, словно она действительно собиралась сожрать кого-то. Нам предстояло искать обрывки информации, которые удастся подхватить, оторвать или откопать, пока мы укрощаем свое потрясение, боль и сокрушительную ненависть, ожидая похорон Страфы. Мои задачи оказались в числе самых трудных.

Метательница Теней думала, что мой разум следует чем-то занять.

Я действительно склонен к мрачным мыслям, когда дела идут плохо.

Мое настроение нельзя было назвать хорошим. Этот день оказался самым безрадостным в моей жизни.

Я смотрел на гроб со стеклянной крышкой и жалел себя. Страфа напоминала спящего ангела, драгоценное дитя, повзрослевшее, но сохранившее невинность.

Все это походило на ужасающую шутку. Она притворяется. Это безвкусный розыгрыш. Она не могла умереть. Не по-настоящему. Это невозможно. Сейчас она откроет глаза. Свои искрящиеся фиалковые глаза. Ее лицо засияет от удовольствия – ведь шалость удалась, – и она рассмеется, так мелодично, что все обиды мгновенно забудутся.

Первые капли дождя упали на крышку гроба. Похоже, наступил сезон дождей. Зеваки зашевелились. Женщины раскрыли зонты. Ортодоксальный священник зачастил с молитвой. Кошмарная старая Метательница Теней переместила свое грузное тело на шаг ближе к нему. Если она может стоять, значит, и он в состоянии выполнить свои обязанности надлежащим образом.

Отец Америго сразу забыл про холод, дождь и гудящие ноги. Он вознамерился сделать эту прощальную церемонию лучшей за всю историю кладбища.

Барату, Киоге, мне и моему другу Морли Дотсу предстоит отнести гроб в фамильный мавзолей семейства Альгарда. Вход в него располагался в пятнадцати футах от нас. Я уже побывал внутри, во время репетиции. Мысль о том, чтобы снова войти туда, вызывала у меня отвращение. После этого дороги назад не будет.

Аккуратно подстриженный склон поднимался за строением из серого камня, в котором Страфе предстоит ждать своей награды, если она действительно приняла ортодоксальную веру, которой официально придерживались Альгарды. В чем лично я сильно сомневался, поскольку эта вера провозглашала нетерпимость к ведьмам, колдунам и всякого рода магии.

Сейчас большинство людей предпочитает кремацию, особенно богачи, тем более богачи с Холма. Они не хотят давать усопшим родственникам шанс вернуться. Но семья моей жены единогласно настояла на старомодном погребении, поскольку Метательница Теней сообщила им, что именно этого они и хотят.

Я заодно с теми, кто сжигает своих благословенных покойников. Пусть это и маловероятно, но кто-то действительно может попытаться их оживить. Скверная идея, как бы сильно я ни скучал по Страфе. Мне доводилось сталкиваться с ожившими мертвецами. Утерянного не вернешь, и никому еще не удавалось воскреснуть в благожелательном настроении.

А вот призраки… в общении с призраками у меня имелся положительный опыт.

Бродячие собаки наблюдали за событиями издали.

Метательница Теней посмотрела на них и решила, что они являются тем, чем кажутся, а следовательно, не представляют интереса.

Я же мимоходом задумался, что они здесь делают. Возможно, это вопрос территории. Мои мысли были заняты Страфой, но я все же поглядывал по сторонам. Она казалась такой красивой: совершенство в жизни, почти совершенство в смерти. Я не молился с тех пор, как вернулся домой с войны, однако сейчас пробормотал что-то, любому богу, готовому меня выслушать. Без нее я какое-то время буду лишь половиной человека.

Внезапная разлука оказалась крайне жестокой. Каждый день, каждый час, что Страфа проведет в темноте, ожидая, будет немного отдалять ее от меня.

Мы стареем и меняемся, как бы ни сопротивлялись.

Отец Америго продолжал бубнить. Я запоминал тех, кто пришел засвидетельствовать уважение и поддержку семье Альгарда. У Страфы, самой чудесной женщины, что я когда-либо знал, не было ни одного друга, который прежде не являлся бы и моим другом. А моей единственной семьей стала та, что я обрел благодаря Страфе: Метательница Теней, жаждавшая крови; Барат, лишившийся своих острых клыков; и Кивенс, плачущая и отчаянно цепляющаяся за руку отца.

Ее лучший друг Кип, Кипрос Проуз, стоял слева, легонько касаясь Кивенс. К нему прижималась его невеста Кира Тейт, рядом с которой, в свою очередь, возвышался ее чрезмерно заботливый кузен Артифис. Иногда Кип и Кивенс напоминали близнецов с разными матерями.

Здесь присутствовало большинство моих друзей. Пулар Паленая и ее брат, Фунт Застенчивости, известный на улицах как Джон Растяжка. Драматург Йон Сальвейшн в сопровождении трех дам, Краш, Ди-Ди и Майк, роскошных девиц, которые сегодня выглядели совершенно подавленными. Они обожали Страфу. Из пивоварни пришли Макс Вейдер и Манвил Гилби со своей женой Хитер. Белинда Контагью, девица-гангстер, стояла чуть в стороне и как будто явилась одна, но где-то поблизости должны были таиться телохранители. Генерал Уэстмен Туп в парадной форме возглавлял делегацию стражников, возможно, в надежде, что убийца не устоит перед соблазном насладиться нашим горем. Кроме того, сзади стояли мои старые друзья Плоскомордый Тарп, Плеймет и Торнада. Дин тоже хотел прийти, но возраст взял свое.