Я надеялся, что наружность экипажа окажется столь же обманчивой.

Он словно принадлежал злобной старшей сестрице Метательницы Теней. Беспросветно черный, украшенный резными тварями, способными довести до истерики адептов вуду, и без рессор. Если поедем по плохим улицам, прогулка может оказаться менее болезненной.

– Давайте двигаться, – сказал Мишень. – Ты первый, Уомбл.

Хеления открыла левую дверцу. На ней был вырезан герб, но при таком освещении я не мог его рассмотреть. В любом случае не слишком-то и хотелось мне это делать. Он мог усугубить кошмары, которые и так являлись благодаря будущим родственничкам.

Хеления загнала меня вслед за Престоном, потом залезла сама. Внутри экипаж был изящно отделан шелком и кожей. Надеюсь, овечьей, а не человечьей.

Места хватило бы для четверых, если бы трое из них оказались хоть вполовину меньше меня. Уомбл занимал не так уж много пространства, а вот Хеления была широка в нижней части, да еще и прихватила с собой большой кожаный саквояж.

– Попробую взять показания очевидцев, – объяснила она.

Я мысленно пожелал ей удачи.

Даже если ты умеешь быстро писать, показания очевидцев никогда не совпадают.

Я услышал скрип – Мишень открыл ворота.

Старик произнес что-то на лошадином языке, вероятно, обещание скормить меня адским тварям, если они будут выполнять его приказы. Экипаж дернулся. Мы с Престоном сидели спиной по направлению движения. Я чуть не упал на колени Хелении.

Через тридцать футов экипаж остановился. Снова заскрипели ворота. Старик вскарабкался на место кучера, заставив сооружение покачнуться и завизжать. Сквозь боковые окна начала просачиваться влага, но они были закрыты. Я выглянул наружу. Дождь немного набрал темп, хотя по-прежнему слабо отличался от бесцельной мороси. И был очень, очень холодным.

Хелении хотелось поболтать.

– Этот экипаж принадлежал кому-то с Холма. Какому-то некроманту. Его сдали собственные родственники, потому что он был совершенно невыносимым.

– По описанию похоже на мою внучатую тещу.

Я цинично подозревал, что в деле переплелись некие вопросы наследств и поместий, которые кто-то хотел решить способом, отличавшимся от прописанных в соответствующих документах. Негласный Комитет не стал бы участвовать в подобных играх, но команда Релвея по-прежнему составляла лишь незначительную часть сердца новых правоохранительных органов.

– Начальник пользуется им, когда желает остаться незамеченным, – продолжала Хеления.

Ну да. Конечно. На такое уродство никто не обратит внимания.

Дверь открылась, и возникла физиономия Мишени.

– Все готово?

Никто не стал утверждать обратное. Как в принципе можно ответить на подобный глупый вопрос?

Он толкнул дверь, клацнула защелка. Экипаж просел и закачался, несмотря на отсутствие рессор: Мишень вскарабкался на заднюю приступку для лакея.

Экипаж дернулся вперед.

Я достаточно пришел в себя, чтобы осознать: следует благословить невосприимчивость Мишени к дурной погоде. С ним внутри стало бы совсем тесно.

Рядом с домом Страфы не наблюдалось очевидных признаков того, что произошло нечто серьезное. Разумеется, здесь были люди, но дождь отпугнул праздных зевак, а всех остальных Барат увел под крышу. Перед домом тусовалась свора магов-криминалистов, пытавшихся казаться чем-то иным, но их выдавали красные береты Стражи.

Кучер подвез нас к крытому входу. Мишень открыл дверь и помог выбраться Хелении. Появившийся Барат поприветствовал меня нехарактерным объятием.

– Мама уже в пути, – сказал Альгарда. – Она задержалась, потому что хотела сначала предпринять некоторые шаги.

Я сомневался, что меня это интересовало. Слово «шаги» прозвучало отвратительно зловеще.

Барат смерил взглядом Мишень, Уомбла и Хелению, но сохранил нейтральное выражение лица и воздержался от комментариев. На них тоже были красные береты. Повсюду сновали жестяные свистки. Они загнали в угол пару частных патрульных Холма и задавали им неудобные вопросы.

Я посмотрел на Барата, подняв бровь.

– На другой стороне Холма произошел взрыв, – объяснил он. – Они все отправились туда. Этим двоим хватило глупости вернуться. Прочие исчезли.

Их найдут. Им придется объяснить, почему они не справились с работой, за которую получали больше среднестатистического жестяного свистка. В последнее время Гражданская Стража крепко взялась за частников. Те постоянно бездельничали или попадались на взятке, после получения которой смотрели в другую сторону, когда происходило нечто скверное.

Но времена менялись.

В отличие от погоды. Определенно становилось все холоднее, сырее и ветренее. Я махнул Мишени, Уомблу и Хелении.

– Давайте зайдем внутрь. – И добавил, обращаясь к Барату: – Они со мной.

Он промолчал и зашагал к дому.

Я не стал обращать внимание Хелении на то, что она забыла свой саквояж (явно бутафорский реквизит) в экипаже.

Мы еще стряхивали с себя влагу в передней размером с бальный зал, когда пучеглазый Престон ткнул пальцем и недоверчиво провозгласил:

– Это же Порочная Мин!

– Женщина, которая наняла его следить за вами, – напомнил мне Мишень.

Очень крупная дама в очень плачевном состоянии раскинулась на большом столе, специально принесенном для этой цели. Длина стола составляла восемь футов, ширина – четыре. Различные части Порочной Мин свисали по краям. Она была крупной девочкой.

Рядом, на другом столе, лежала Страфа. Она выглядела как обычно. Я осторожно прозондировал дупло, где прежде располагался зуб эмоций. Сейчас я работал в боевом режиме, пребывая в состоянии оцепенения и жесткого контроля. Истерика подождет.

Мин потеряла галлоны крови. Кровь покрывала ее тело и стол, скопилась лужицами на полу. Но больше не текла. Женщина отрывисто дышала, однако цвет ее кожи был жутким.

– Почему ею никто не занимается? – спросил я.

– Я занимаюсь, – ответил какой-то парень и быстро отскочил в сторону. Судя по всему, он знал, что делает. Я его не помнил.

Барат доказал, что, несмотря на свой возраст, может проявлять недюжинную прыть. Он неизменно оказывался между мной и кем-либо еще, кому, по его мнению, я мог беспричинно угрожать.

– Сейчас не наша подача. Семейные обязательства – прежде всего, – продолжал напоминать мне он.

Я не совсем понимал смысл его слов, но осознавал, что он хорошо относится ко мне – и намного хуже к тем, кто причинил боль его маленькой девочке.

– Конечно, – отвечал я. – Вы совершенно правы.

Я заметил, что Мишень пытался держаться рядом со мной. Без сомнений, ему велели следить за каждым моим вздохом.