Иннокентий же прекрасно понимал, что время работает на ситуацию, а он, дальновидный политик, сумеет в решающий момент воткнуть свой скипетр в образовавшуюся брешь или в слабое место той или иной партии. До решения проблемы силой дело пока не дошло: оба короля ожидали приговора Папы. Сам того не ведая, ожидал этого решения и четырёхлетний Фридрих…

— …поскольку недавно троих выбрали королями, — выразительный взгляд Папы в сторону лежащих перед Константином бумаг.

Несмотря на весь мистический ужас происходящего, юноша быстро записывал вслед за ним, время от времени поднимая глаза и кивая видению.

— Итак, — откашлялся Иннокентий, — троих выбрали королями — мальчика, Филиппа и Оттона. Мы должны принять во внимание три обстоятельства относительно каждого из них: что допустимо, что подобает и что выгодно[39], — на этот раз взгляд Папы скользнул под стол, где тихо причитала Анна.

Та мгновенно успокоилась, утерев слёзы. Заняв своё место, она обмакнула перо в чернильницу.

Всё это было так странно, что трубадур и бывший оруженосец невольно тоже сели, не сводя взгляда с Его Святейшества, на голове которого теперь появилась дивной красоты тиара с двумя ниспадающими лентами, вся испещрённая золотой вышивкой. Тиара сверкала, отбрасывая во все стороны весёлые лучики, отражая то ли свет факелов, то ли что-то другое, светящее в этот момент молодому Папе.

— На первый взгляд кажется недопустимым возражать против избрания королём мальчика — избрания, закреплённого присягой князей… — Иннокентий сделал паузу, добиваясь, чтобы его слова дошли до сердец слушателей. — Князья выбрали его по внутреннему убеждению и единогласно поклялись ему в безоговорочной верности, а некоторые принесли вассальную присягу. Недопустимо возражать против законных обещаний!

В зале как будто зашумели какие-то люди в красном — то ли в знак одобрения, то ли в качестве протеста.

— Когда этот мальчик узнает и поймёт, что Римская церковь отняла у него его права, он откажет вам не только в подобающем благоговении, но и будет бороться с вами всеми возможными способами, разорвёт ленные узы с Сицилийским королевством и не окажет вам привычного повиновения! Исходя из вышеизложенного, кажется допустимым, подобающим и выгодным возразить против его избрания.

Допустимым, так как прежние обещания являлись недозволенными, а выбор — безрассудным. Ведь вы избрали неподобающего ни для империи, ни для какого другого места человека, а именно: ребёнка около двух лет от роду, не принявшего даже Святого Крещения… И хотя присягавшие добровольно дали обеты, они выбрали его тогда императором для правления лишь по достижении законного возраста.

Вокруг Папы завертелась разноцветная буря, и тут же вместо красного собрания кардиналов его окружили серые, увешенные гобеленами стены и сидящие на креслах и стульях разряженные господа. Одетые в сверкающие доспехи воины держали факелы, освещая благородное собрание, а Папа продолжал, упиваясь собственным красноречием:

— Поскольку регент не может управлять империей, а император избирается на определённое время, Церковь не может и не хочет оставаться без императора и считает допустимым позаботиться о назначении другого… — Папа погладил кольцо, на котором, как все знают, изображён рыбак. До него было слишком далеко, и оставалось только догадываться, украшено ли оно драгоценными камнями или новый Папа пожелал, чтобы его кольцо отличалось показной скромностью.

Картинки вновь замелькали. Пламя факелов переливалось на отполированных доспехах, играло на драгоценностях, на ярких одеждах, на кубках, которые пажи и оруженосцы разносили по залу, угощая собравшихся князей. Часть слов Папы потонула в очередной цветной буре и раскате грома. Где-то истошно завопил одинокий колокол.

Тем не менее Константин и Анна записали слова Иннокентия относительно Фридриха:

— Будет невыгодным, если он сохранит за собой императорскую власть, так как тогда Сицилийское королевство объединится с империей, а Церковь низвергнется в смуту. Ведь Фридрих, не говоря уже о других опасностях, не захочет дать Церкви присягу на верность и стать её вассалом, как этого не сделал и его отец. Мнение, будто мешать его избранию негоже, дабы он позднее не обвинил Церковь в потере империи, не имеет значения. Никто не сможет с полным правом утверждать, что Церковь отняла у него империю, так как брат его отца, Филипп Швабский, в гораздо большей степени вторгся не только в империю, но и в его долю отцовского наследства. И намеревается силой занять владения его матери, для защиты которых Римская церковь трудится, не жалея усилий и расходов, употребляя мудрость.

Тут заговорило сразу несколько человек, так что ничего нельзя было понять. Утративший всякий страх Константин вскочил с места и чуть не исчез в нише, пытаясь разобрать, что предлагают ораторы. В последний момент оруженосец Фридриха умудрился схватить мальчишку за шиворот и рывком бросить обратно к каменному столу.

Впрочем, и бывший оруженосец и трубадур с самого начала знали, что Папа ополчился как против своего опекаемого, так и против его дяди Филиппа Швабского, подтверждая права Оттона Брауншвейгского. Трубадуры пели об Оттоне как о чрезвычайно сговорчивом баране, готовом пойти на заклание, если того потребует его благодетель и хозяин. Благодетелем стал Папа, хозяином тоже.

Это ему 8 июня 1201 года Оттон принёс в Нейссе заверенную присягу. Он обязался возвратить бывшие владения Римской церкви в Центральной Италии, постепенно подчиняя воле Папы всю империю, весь мир. Кроме того, будущий король божился не предпринимать никаких шагов без соизволения своего патрона. После чего Оттон официально утвердился на троне, сделавшись королём по соизволению Папы. В тот же момент все его противники, а стало быть, сторонники Фридриха и Филиппа, были единым махом отлучены от церкви.

Дальше пошла косьба, которую никто не ожидал: германский епископат противился неугодному королю, Папа через своего легата Гвидо Пренестского угрожал епископу анафемой, благодаря чему епископ Конрад фон Вюрцбург[40] и архиепископ Эберхард II фон Зальцбург[41] примкнули к гвельфам, а вслед за ними перестали сопротивляться почти все саксонские епископы.

Летом сдались Оттокар Богемский[42], а ландграф Герман I Тюрингский[43] всё ещё колебался, выискивая лазейку. После чего король Оттон IV пленил архиепископа Гартвига Бременского, заставив его признать волю Папы. Был отлучён от церкви верный маленькому королю архиепископ Людольф Магдебургский, а епископ Дитрих Утрехтский отстранён от занимаемой должности. После этого епископы городов Метца и Трира вернулись под власть Папы, а король Богемии Оттокар и ландграф Тюрингии Герман I послали войска против Филиппа. Поняв, что Штауфены обречены, отлучённый архиепископ Магдебургский был вынужден покориться Папе. Вслед за ним сдались епископы Гартвиг Аугсбургский, Дитрих Мерзебургский, Экберт Бамбергский и Вольфгер из Пассау. После чего Папа Иннокентий III сам призвал ломбардские города признать Оттона IV.