Иногда Амар бывает настолько подавленным, что Хадие хочется потрясти его за плечи и сказать, чтобы он немедленно прекратил. Он терпеть не может сидеть дома, но вечно жалуется, когда его тащат в школу, в воскресную школу, в мечеть по вечерам пятницы. Ноет, пока терпение отца не лопнет, и тогда он срывается на Амаре. Строгие взгляды, окрик, иногда удар, прекращающий его протесты, но ничего не меняющий в отношении Амара к жизни. Хадие начинает казаться, что Амар делает все это намеренно. Только чтобы увидеть, до чего он может довести других. Мама и папа ходили на бесчисленные встречи с преподавателями, но почти ничего не изменилось, и Хадия часто подслушивает под дверью родительской спальни, как они говорят об Амаре.

Но сегодня он предлагает матери помощь. Она смотрит на него и улыбается.

– Помогать не обязательно, – отвечает мама. – Все потому, что ты предложил помощь.

Такого Хадия никогда раньше не слышала от матери в свой адрес. Она безмерно рада, что никто не знает, откуда взялась серебряная обертка в ее кармане или где витают ее мысли.

Хадия думает о том, как старший Али предложил ей подушечку жвачки. Вспоминает цвет его глаз, зеленовато-карих, разительно выделявшихся на слегка загорелой коже, – редкость в их общине. Вся община очарована семьей Али, их богатством, положением, манерой прекрасно одеваться по последней моде, тем, что они происходят из рода известных ученых и политиков. Но девочка с неприятным удивлением отметила, что похвалы семье Али часто произносятся полупрезрительным или злобным тоном. Когда она впервые узнала, что такое зависть, ей вспомнились слова, которые часто говорила мать, упоминая о тетушке Сииме: «Видел ее сумочку? Это позор, харам[7], это слишком роскошно. Заметил, как она восхваляет независимость своих детей, ни разу не упомянув о том, что они так независимы, потому что сама она целыми днями на работе? Если она никогда не носит хиджаб, то как может ожидать, что хиджаб наденет ее дочь? Всегда разный оттенок помады, темные очки на голове, голубые джинсы. Красоту следует скрывать, а не выставлять напоказ».

И все же ни один член общины не отказывался от приглашения в их дом, никто не лишал себя удовольствия видеть их на своих вечеринках. Присутствие этой семьи заставляло людей чувствовать себя одновременно значительными и жалкими. Хадия не совсем понимала, чем занимаются родители старшего Али, но у них было столько денег! Муж – доктор-специалист, только она не знала, какой именно, жена была дизайнером одежды в Индии до того, как они перебрались в Калифорнию. Она продолжала заниматься своей профессией в гараже их дома, и в конце концов ее бизнес стал процветать. Теперь она владела магазинами по всей стране. Она была одной из немногих матерей в общине, добившихся успеха. Большинство женщин сидели дома. Почти вся индийская одежда Хадии и Худы была куплена в одном из бутиков этой женщины. Мать жаловалась, что вещи чересчур дорогие, но все равно покупала, потому что ее семья и многие другие в общине всегда получали скидку. Однако тетушка Сиима никогда не сидела в магазине, так что Хадия не представляла, чем она занята.

В семье было четверо детей – три сына и дочь, Амира Али, очаровательная семилетняя девочка, изящная, темноволосая, с круглыми глазами, зеленовато-карими, такого же оттенка, как у брата. Многие девочки постарше были добры к ней, да и взрослые тоже, потому что она говорила на беглом урду и не боялась быть остроумной и шутить с ними, словно с ровесниками. Она еще не достигла возраста, когда такое поведение могут счесть грубым, когда начнут отбивать охоту к подобной болтовне. Ей не приказывали замолчать, как другим девочкам. Хадия гадала, почему ее ровесницы добры к ней. В надежде, что однажды старший брат Амиры заметит их? По этой причине Хадия была просто вежлива с Амирой, как со всеми другими, и не выказывала ей особого предпочтения.

Младшие сыновья, Кемаль и Саиф, были неплохими парнями, но оставались тенями старшего брата. Они часто гуляли вместе: два младших мальчика по бокам, старший в середине. И все трое объединялись, когда нужно было защитить Амиру, – еще одна причина, по которой никто не смел плохо с ней обращаться. Однажды какой‐то мальчишка швырялся вещами в коридоре и попал девочке в лоб. На ее брови с краю появилась небольшая ранка. Рассказывая об этом, все описывали потоки крови, жалобные крики девочки и реакцию старшего брата, который, если верить слухам, прижал мальчишку к стене и пригрозил выбить зубы, если он еще хоть раз вздумает чем‐то бросаться в коридоре. Но Хадие не нравилось думать о нем как о человеке вспыльчивом. Она предпочитала представлять, как он таскает сестру на плечах – она иногда их видела, – и как Амира держится за его шею, и как при взгляде на них в сердце Хадии теплеет. Конечно, нельзя не симпатизировать мальчику, который так добр к сестре. И да, такого, как он, можно любить без опаски.

Амар подходит к ней на цыпочках и объявляет:

– Теперь я выше тебя!

Он выпячивает грудь и подносит руку ко лбу, словно салютуя. Хадия слегка толкает его, и он опускается на ступни.

– Вовсе нет, – возражает она.

Но тот день, когда младший брат перерастет ее, уже недалек. Это будет странное, уже смущающее ее превращение, и она боится, что оно изменит их отношение друг к другу, то, как они будут думать друг о друге.

– Выше! – спорит он.

Мама замечает перепалку, прекращает накладывать томаты в прозрачную миску и вытирает руки о полотенце.

– Ладно, – говорит она и заставляет их встать спинами друг к другу, чтобы выяснить, кто выше.

Амар с готовностью подчиняется. Его внезапно обретенная уверенность в себе начинает раздражать Хадию. Худа больше не ставит на стол тарелки. Воздух разрезает шелест перевернутой газетной страницы. Хадия смотрит в потолок и посылает Богу быструю, короткую молитву: пожалуйста, не позволь ему стать выше меня. Только не сейчас. Положив ладонь на их макушки, а потом на плечи, мать то подходит к ним, то отступает и наконец объявляет:

– Хадия по‐прежнему выше. Но это ненадолго.

Мама подмигивает Амару, и тот взлетает в воздух. Мать ловит его, обнимает, ерошит волосы и возвращается на кухню. Хадия закатывает глаза и вновь принимается наполнять водой стаканы. Краем глаза она замечает отца, который по‐прежнему глядит в разложенную на журнальном столике газету. Он слегка улыбается – улыбкой, которой Хадия раньше не видела: нежной и даже благодарной. За то, что сын вырос.

* * *

Амар не может перестать думать об Амире и незаконченном разговоре. Только ли он один думает о нем? Повторится ли между ними нечто подобное?

Амар хочет позвонить ее брату, чтобы получить приглашение прийти в ее дом, увидеть, как она идет по саду, пока он будет смотреть в окно гостиной, возможно, даже поговорить с ней еще раз. Но решает, что этого делать не стоит. Он слишком хорошо относится к ее брату, чтобы искать с ним встречи под выдуманным предлогом. Вместо этого он идет во двор, забрасывает мяч в баскетбольное кольцо, мысленно возвращаясь к вопросам и ответам. К тому, как она попросила рассказать все, что он знает о ней. Теперь он перечисляет: она любит утро, она смотрит в окно на одинокий фонарь, когда не может заснуть. Она храбрая и поэтому красивая.