Снова увидел я его только в 1952 году: в кафе «Мороженое» на улице Горького он явился мне в образе официанта. Глядя нагло мне в глаза, он обсчитал меня почти в два раза, точно зная, что при девушке скандал из-за денег я не подниму.

И вот сейчас, в этой комнате, он разбирает шмотки, не обращая внимания на Вольтера, печально взирающего на это безобразие.

* * *

Лазарев перекладывал вещи, упорно делая вид, что незнаком со мной, а мы вели с хозяином светскую беседу.

Недавно отшумел Московский фестиваль молодежи и студентов, на нем впервые был устроен своеобразный кинофестиваль. Впервые нам довелось посмотреть столько хороших фильмов. И с Колей Големом мы обсуждали «Канал» Анджея Вайды, и собеседник мой говорил интересные вещи: у него было свое оригинальное видение творчества великого поляка.

Не так давно я прочитал в одной из многочисленных книг, что фарцовщики появились у нас именно после фестиваля, в 1957 году. Это не совсем верно. Первый всплеск спекуляции вещами приходится на сороковой год, когда мы присоединили Западную Украину и Западную Белоруссию и захватили Латвию, Эстонию и Литву. Именно оттуда начала попадать в Москву красивая и модная одежда. Надо сказать, что обыкновенный командированный не мог вывезти, к примеру, из Львова контейнер мужских костюмов, а вот так называемые ответственные работники разного уровня пригоняли в Москву немыслимое количество товаров. Вполне понятно, что сами они торговать не могли, поэтому находили умных людей, которые одевали во все это великолепие московских модных людей.

В 45-м, после войны, столичные подпольные дельцы работали с повышенной нагрузкой.

С одним из таких я был хорошо знаком. Как его звали и его фамилию не знал никто, именовался этот человек кличкой «Челси».

Почему именно «Челси», а не «Окленд» или «Глазго», могу объяснить.

Любители футбола помнят блистательное послевоенное турне нашей сборной по городам Англии. Вполне естественно, что наши футболисты привезли кое-что на продажу. Все это поступило в одни руки. Вот тогда у этих «одних рук» и появилась эта удивительная кличка.

Когда один из клиентов спросил его:

— Откуда этот костюм?

Он не задумываясь ответил:

— Из Челси.

— А что такое Челси?

— Страна.

Никита Сергеевич Хрущев был «великим реформатором». Он ликвидировал Промкооперацию, и в стране появилось чудовищное зло — подпольные цеха.

Он закрыл московские пивные-деревяшки, куда после смены заходил заводской народ, выпивал свою сотку, запивал пивом, заедал бутербродом и, обсудив футбольные новости, шел домой. Пивные закрыли, и появилось всесоюзное движение — «на троих». И почтенные передовики производства выпивали свой стакан в подъезде, закусывая мануфактурой.

С его благословения было запрещено иностранцам, постоянно проживавшим в Москве, и уже многочисленным туристам отдавать свои вещи в комиссионные магазины. Весьма важный чин из КГБ у нас в редакции доказывал нам, приводя устрашающие примеры, что именно в этих торговых точках передаются шифровки, микрофильмы и прочий шпионский хлам. Вот тогда и появилась веселая армия фарцовщиков. 60-е годы были посвящены бескомпромиссной борьбе с ними. На битву эту были брошены огромные силы милиции. Комсомол сформировал особые отряды добровольцев с широкими, но незаконными полномочиями. В КГБ работало специальное подразделение. Тысячи людей, забросив свои основные занятия, гонялись по коридорам гостиниц, по ресторанам, по московским закоулкам за молодыми бизнесменами.

В 1959 году меня познакомили с невысоким, благообразным человеком в сером костюме с университетским значком на лацкане. Мы обедали вместе в Доме журналиста на открытой летней веранде. Теперь ее нет, как нет и старого Дома журналиста, славившегося отменной кухней и широким гостеприимством. Его разломали по приказу зятя Хрущева — Алексея Аджубея, всесильного редактора «Известий».

Итак, мы обедали. Незнакомца мне представили как аспиранта МГУ, занимающегося философией. Меня поразило необыкновенное невежество будущего светоча гуманитарной науки.

Пообедали, разошлись, и я забыл об этом человеке в сером костюме. Но через десять дней наши пути вновь пересеклись, на этот раз в ресторане «Арагви».

Я приехал туда с моей барышней и Юликом Семеновым.

Юлик хорошо знал директора ресторана Владимира Николаевича, поэтому нас принимали как дорогих гостей. Нам накрыли стол в маленьком кабинете, мы скромно пировали, а потом моей даме понадобилось выйти. Я проводил ее и вернулся. Сел за стол, мы продолжали разговор, время шло, а дама все не возвращалась. Обеспокоенный, я вышел в коридор, соединяющий кабинеты с общим залом ресторана, и увидел, что мою девушку «блокировали» аспирант-философ в сером костюме и знакомый мне по центру персонаж в модном клетчатом пиджаке.

Конфликт закончился в мою пользу, мы вернулись к своему столу, а аспирант с товарищем остались зализывать раны.

Через два дня на Пушкинской площади ко мне подошел мой старый товарищ по московскому Бродвею Сеня Павлов, которого в центровой компании звали «Сэм» и сказал мне:

— Слушай, Ян хочет с тобой помириться.

— Какой Ян?

— Вон он стоит.

У входа в кинотеатр «Центральный» стоял аспирант в сером костюме. Я принял его извинения, сам пожалел о своей несдержанности, тем более что ее следы четко прочитывались на его лице.

Улучив момент, я спросил Сэма:

— А кто этот Ян?

— Это же Рокотов. Король валютной фарцовки по кличке «Ян Косой».

С той поры мы виделись достаточно часто в самых разных местах. В кафе «Националь», на вечерней улице Горького, в коктейль-баре на втором этаже ресторана «Москва».

Много позже появились публикации, что Рокотов был агентом начальника валютного отдела БХСС майора Исупова. Возможно. Я, как журналист, часто бывал на Петровке и однажды встретил там Рокотова, мы поговорили на лестничной площадке об общих знакомых и о погоде. Встреча эта меня ничем не удивила. Я понимал, что при такой профессии, как у Яна Косого, его должны были часто выдергивать на Петровку. Я знал, что с агентами встречаются не в служебных помещениях.

К тому времени мне уже было многое о нем известно. О том, что он купил аттестат за десять классов и пытался поступить в Юридический институт. Но потом выбрал более легкий путь к вершинам науки: купил за бутылку университетский значок.

Еще в школе он спекулировал марками, потом был «чернокнижником», продавал абонементы на подписные издания у магазина на Кузнецком мосту.

В 1960 году в связи с оперативной обстановкой в кавказских республиках и Средней Азии, где валюта стала практически второй денежной единицей, дела по незаконному обороту валюты передали КГБ.

В мае 1961 года Яна Рокотова задержали у камеры хранения. В присутствии понятых из ячейки было извлечено 440 золотых монет, золотые слитки общим весом 12 килограммов и большое количество валюты — всего на сумму два с половиной миллиона рублей.