Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Э, э! – позвали они меня к себе. – Бабу надо?
– А вы что, партию закупили?
– Да понимаешь, она на нас бросилась… ну, в магазине тут… но в номера идти не хочет категорически! Может, у неё подруги есть? Ты спроси, она по-английски ничего болтает.
Поодаль ждала их вердикта довольно симпатичная, но явно не нимфетского возраста кубинка, смуглая, но не мулатка, худощавая, но задастая (отличительная черта местной красоты вообще, здесь как-то специально отращивают большую попу, считающуюся признаком духовного аристократизма). На меня она смотрела со смутной надеждой.
– Ты понимаешь, я на ночь глядя абы куда не поеду, – робко сказал сорокалетний.
– Да у них тут преступности нет, ты не бойся, – уговаривал старик почему-то именно меня. – Но, ты понимаешь, устали мы… Если бы в номер, вопросов нет, – и он похлопал кубинку по её национальной гордости, а заодно щипнул за грудь. Гордость ему понравилась больше.
Видя на лице кубинки простоту и дружелюбие, я особенно стесняться не стал и перевёл насчёт подруг. На бойком, даже слишком бойком английском, в котором клокотал испанский темперамент, она сообщила, что подруги есть, но искать их надо в диско, куда теперь переместился центр сладкого кубинского бизнеса. За промысел на улицах и тем более за появление в отелях среди ночи могут запомнить, оштрафовать, донести по месту работы, а нафиг ей это надо.
Услышав про диско, хозяйственники заметно оживились:
– Тут рядом музыку по ночам слыхать…
– Ты сходи, сходи. Тебе надо. Ты журналист, впечатлений подкопишь…
– Товарищи, я и в юности туда не ходил!
– Ничего, ничего…
Уговаривали они меня, как пугачёвцы Гринёва, которого собираются вешать. Собирались всего-навсего кинуть, но это я понял не сразу.
– Только для диско вы должны переодеться, – вступила кубинка на своём бойком школьном английском. – Туда нельзя в коротких штанах.
– Ну, побежали переодеваться! – воскликнули хозяйственники. – Через десять минут здесь!
– Товарищи, я почитал бы лучше…
– Да ладно тебе! Хоть диско ихнее посмотришь, окунёшься в восьмидесятый год!
С отвращением надев длинные штаны (ночами в декабре на Кубе запросто может быть двадцать семь градусов тепла), я спустился вниз и обнаружил кубинку во внутреннем дворике отеля.
– Внутрь не зайду, – сказала она, глядя на меня в упор огромными чёрными глазами. – Отельная обслуга меня вычислила уже. Ещё раз зайду – и спросят документы. Ты не знаешь, что у нас тут делается.
– Да ладно, они нас не найдут… друзья-то мои…
– Захотят – найдут. Подождём.
Мы подождали минут пятнадцать, которых хватило бы для надевания штанов и самому крепкому хозяйственнику в состоянии самого бурного радикулита.
– Твои друзья не придут, – сказала она решительно. – Они испугались. Пойдём в диско.
Идти туда без компании мне совершенно не улыбалось – это означало уже принять на себя какие-то обязательства.
– Тебе же, по-моему, старик нравился?
– Мне совершенно всё равно, – сказала она без малейшего энтузиазма.
Я несколько оскорбился.
– Мне надо денег с собой взять, – использовал я последнюю уловку, но она уже вцепилась в мою руку:
– Не ври, кошелёк у тебя с собой. Поехали.
– Как тебя зовут хоть? – спросил я уже в такси. Ехали мы не в ближайшую, а в какую-то дальнюю и явно более крутую дискотеку.
– Обычно я называю себя Дженни, – сказала она мрачно. – Но родители назвали меня Енисей. С этого имени пошли все мои неприятности.
– За что ж они тебя так назвали-то?
– Они думали, что если Лена – имя, значит, Енисей тоже имя. Я уж не знаю, как мне избавиться от этого проклятия. Была, ты понимаешь, мода на всё русское, мальчики – сплошные Ленины. Ну а потом русские нас кинули в девяностом году, это позор… – про позор она рассказывала уже у дверей дискотеки. Я прикидывал расходы: пять баксов на такси (на Кубе бакс ходит наравне с основной валютой), по пять за вход, понадобится угощение… Да потом – сколько она запросит? Останется ли у меня расплачиваться за гостиницу? Она заметила перепад в настроении клиента и потянула меня за руку:
– Пошли, пошли. Э, да тут у нас обручальное кольцо! Ты женат?
– Женат.
– А я была замужем, и мне не понравилось. Выскочила, как дура, в семнадцать с половиной лет. А сейчас мне двадцать четыре, и мне не нужен никакой бойфренд.
В дискотеке по причине относительно раннего времени – всего-то полночь – было пустовато, но уже стекался народ. Не танцевал никто – большая часть гостей сидела по углам и о чём-то спорила.
– Знаешь, – сказала Енисей, – я бы выпила «Бейлиса», пожалуй…
Дело Бейлиса, подумал я. Шестнадцать баксов порция. Видит бог, не собирался ничего с тобой делать, девочка, но, учитывая твои аппетиты, поимею по полной программе, пропадай моя телега. Себе я взял рому. Под «Бейлис» (бармен поглядел на меня сочувственно – влип ты, малый) она рассказала мне всю свою жизнь и даже показала идентификационную карточку.
– У меня всё чисто, видишь? Я не то что эти с Маликона! (Да что ж такое этот Маликон, подумал я, что за волшебный край!) На Маликоне ты можешь поймать и СПИД, и герпес – у нас везде герпес, – и всё что хочешь. Я учительница начальных классов. То, что нам платят, – это ничего, совсем ничего. Пятнадцать долларов моя зарплата, а цены у нас знаешь какие?
Цены я знал, знал и то, что в местной валюте всё значительно дешевле, только обменивать её надо на «чёрном рынке», а это большая головная боль. В конце концов на доллар можно купить мешок маленьких зелёных бананов. Купила бы себе мешок маленьких зелёных бананов и ела по килограмму в день…
– Мне тут недавно один мексиканец, – сказала она хрипло и доверительно, – подарил шестьсот долларов. Знаешь за что? Всего-то я с ним тут потанцевала. Ты представляешь?
Это была то ли рекламная пауза, то ли – что несколько вероятнее – прямой призыв не жидиться.
– Сколько вы платите русским девушкам? – в упор спросила она.
– Баксов сто за ночь, – назвал я такую цифру, чтобы не слишком посрамить своих.
– Значит, и мне ты заплатишь сотню, – заявила она безапелляционно.
– Нет уж, Дженни, – обрадовался я предлогу прикрыть всю эту лавочку ещё в зародыше. – Мы сейчас выпьем, потанцуем, и я пойду себе в гостиницу. Серьёзно.
– Но чем я хуже русских девушек? У тебя была когда-нибудь иностранка?
– Были, – сказал я. – Бывали дни весёлые.
– А кто конкретно?
– Ну, всё тебе расскажи… Немка была. Китаянка. Американка.
– Чёрная?
– Нет. А ты что, можешь организовать чёрную?