В третьем фильме героиня узнает, что бунтарский дистрикт не уничтожен, но живет автономно, порвав с властью Капитолия. Там собираются все недовольные. Они готовят мировую освободительную войну. Но в следующих фильмах неизбежно и снижение слишком радикального пафоса, как это уже было в продолжениях «Матрицы».

К идее «не все представители элиты одинаково плохи для народа» добавится и другая – цель мировой революции уже достигнута. Этой целью является нынешнее положение американского среднего класса – домик, машина и пара детей, свобода проявлять себя в потреблении и относительная безопасность, а вовсе не другой мир новых отношений. Правда, чтобы обеспечить такое положение всем нынешним землянам, понадобилось бы семь таких планет, как Земля, либо небывалый технологический прорыв, принципиально не совместимый с сохранением капитализма.

Западному зрителю напомнят: ваш стиль жизни – это мечта миллионов из пролетарских дистриктов за пределами «золотого миллиарда». Лучшее, что может случиться с ними, это превращение в вас. И потому их восстание не имеет для вас никакого смысла и даже представляет угрозу. Несмотря на это главное послание – у вас есть все то, за что отдают свои жизни герои на экране, и уже потому ваш мир не так уж плох, – беспорядки, охватившие за два дня десятки городов США в ноябре 2014-го, использовали это кино по-своему. Повсюду на стенах сожженных мегамоллов и окруженных полицейских участков появились символы сойки-пересмешницы и пафосные цитаты из фильма. Т. е. американскими протестующими игнорируется основное политическое сообщение и они используют фильм как более общую метафору восстания против Империи как таковой. Точно так же, как в Таиланде и Гонконге используют увиденное в фильме запрещенное приветствие как новый жест мирового сопротивления.

В третьем фильме базовым действующим лицом, коллективным основанием восстания по-прежнему является классический пролетариат. Именно рабочие (шахтеры чаще всего) взрывают под пулями кибергвардии плотину, чтобы оставить столицу без электричества. Именно индустриальный рабочий класс остается главным «слушателем» подполья, и от него зависит исход финальной битвы элиты и контрэлиты.

Забавно, что захваченная повстанцами карикатурно-гламурная звезда (ведущая главного капитолийского шоу) вполне согласна работать на революцию, но от нее нет никакого толку, т. к. она делает то же самое, что делала на службе у власти, только теперь в пользу повстанцев, а им это не нужно. Их целям не соответствует такая форма. Настоящую радикальную пропаганду делают совершенно другие люди – нон-профитные неформалы-киношники, сбежавшие из Капитолия к подпольщикам. Для наглядности в подростковом фильме образ революционного пропагандиста предельно утрирован. У одного из операторов, снимающих радикальное видео, когда-то в Капитолии вырезали язык. Буквально: показать сопротивление системе политически правильно может только тот, кого система лишила возможности говорить. Именно немой оператор просит главную героиню петь старую запрещенную песню. Она поет эту жутковато-романтичную балладу о повешенном бунтаре, дерево казни которого станет местом сбора народной революции, похожую на гимны американского Индустриального Братства Рабочих столетней давности или на баллады каталонских анархистов той же эпохи. Эта песня становится призывом к всеобщей последней битве восставшей периферии против имперского центра. Революция тут движется с окраин к столице, как в классических бедных странах, а не из столицы к окраинам, как в классических богатых странах. Что за песня играла бы ту же роль в России? «Дубинушка»? Песня нужна сопротивлению, чтобы напомнить всем о том, что революция имеет глубокие исторические корни и подавленную традицию в этом обществе. Без этих корней и опасной традиции восстание будет только игрой контрэлиты и не мобилизует нужное число людей. Конечно, лидер восставших – женщина. И символ восстания – девушка. Эта дань феминизму становится общим местом фильмов о революциях будущего. Лидер наконец проговаривает в своей финальной речи два главных политических отличия от господствующей Системы, за которые борются восставшие. Дистрикты перестанут отдавать всю продукцию в Капитолий и начнут вместо этого свободно обмениваться с другими дистриктами результатами своего труда. Очевидно, что речь идет о рыночном обмене. Власть наконец будут выбирать всеобщим народным голосованием. Окончательно уточнено политическое послание фильма – это священная война за демократический капитализм против недемократического капитализма. Устав от собственного цинизма, гламурная ведущая шоу признает: «Любая старомодная хрень может снова войти в моду. Даже демократия!» Бегло проговорено и основное противоречие борьбы. Подпольная армия под руководством харизматичной интеллектуалки, одетая одинаково и подчиненная военной дисциплине, сражается за демократию. Это явное противоречие между целью политического инструмента и его структурой. Противоречие остается латентным вплоть до победы, но после нее явно станет основным.

С точки зрения сценаристов, президент Койн представляет собой ленинско-робеспьеровский тип политика, нежелательный результат революции. Койн была идеальна для эпохи сопротивления, она – лучший инструмент свержения власти Капитолия, но в послереволюционном будущем ей места нет, потому что после победы она готова отложить свободные выборы на неопределенный срок, не верит в коллективный разум освобожденных людей и мечтает провести новые кровавые «голодные игры» с участием детей свергнутой элиты. Ей не дает этого сделать Китнисс, которая воплощает по сценарию правильный результат революции, т. е. американскую демократию. Более того, президент Койн сознательно пошла на жертвы среди гражданского населения ради скорейшего свержения президента Сноу – «цель оправдывает средства» и все такое, и это не может быть ей прощено. Китнисс выпускает свою стрелу, и все становится на свои места – выборы состоятся, кровавой и публичной мести бывшим господам не будет. Койн – бесчеловечная сторона и грязная работа народной революции, а Китнисс – ее этическая сторона и непорочный ангел. В последней сцене фильма мы увидим достигнутую цель революции и многолетней борьбы: муж и жена у своего уютного домика играют со своими детьми на семейном пикнике, разложив еду на скатерти в траве. Эта сцена радикально отличается от всего остального фильма и выглядит как реклама сыра, йогурта, памперсов, стирального порошка или вообще чего угодно. По-настоящему массовый фильм должен быть таким вот двухслойным. С одной стороны – романтика неповиновения, войны с имперским центром и личных жертв ради революции. Этот слой заряжает энтузиазмом и дает надежду на то, что все можно радикально изменить, всему можно бросить вызов. С другой стороны, целью борьбы всегда должно оказываться нынешнее положение вещей, норма жизни современного американца, а точнее, рекламно-схематичное изображение этой нормы. Т. е. в этом кино есть две идеи. 1. Революция – это круто. 2. Вы живете не ДО, а ПОСЛЕ революции, помните об этом и цените ваше статус-кво, многие люди в мире могут о нем только мечтать и будут еще не раз гибнуть ради его достижения. Революционная энергия, вырабатываемая капиталистическим обществом, должна быть подчинена задачам сохранения имеющегося порядка как воплощенной утопии. Соответственно, чем дальше от «стран Запада» («золотого миллиарда», центра валлерстайновской «мир-системы») находится кинотеатр, в котором этот фильм смотрят, тем менее конформистским и более радикальным получается его изначальное послание.