— Это ты — девушка-что-любит-лошадей? — чистый, звонкий и высокомерный голос вывел меня из оцепенения. — И ты не приветствуешь Прелестнейшую Супругу?

Я преклонила колени и почти коснулась лбом земли. А когда поднялась, Прелестнейшая Супруга посмотрела мне в глаза. У других женщина в зрачках — вода, лед, огонь или камень. Лишь ее глаза полнились туманом и дымкой.

— Моя маленькая родственница, я слышала о тебе, — заметила Прелестнейшая Супруга, удивительно четко произнося каждое слово. Губы ее трепетали, как два гранатовых лепестка. — И я сама займусь твоим образованием, юная дикарка.

Уголки губ Прелестнейшей Супруги тронула загадочная улыбка, и она повернулась, оставив меня на дорожке. Вскоре вместе со служанками и приближенными дамами это видение растаяло меж деревьев.

Вечером я, как наяву, увидела гладкое и чистое, как у ребенка, лицо Прелестнейшей Супруги, ее шелковые и кисейные одеяния, подобранные так, чтобы выгодно подчеркнуть все изумительные оттенки цветов. К ее прическе в форме крыльев бабочки были подколоты самые красивые драгоценности, какие я когда-либо видела. Сколько ей было лет? Я не знала. Во Внутреннем Дворце женщины старательно скрывают возраст. Она жила вне времени.

Мы состояли в родстве по линии моей матери. Но в Боковом дворе все знали, что Отец был удостоенным титула простолюдином и торговал лесом, до того как стать сановником. Почему же Прелестнейшая Супруга назвала меня родственницей? Что это, знак уважения или насмешка? Впрочем, и на ее прошлом есть темное пятно. Она была наложницей третьего сына Императора-Прародителя князя Ци, убитого у Северных ворот и посмертно лишенного княжеского титула. Вместе с другими женщинами Янь попала в Боковой двор как рабыня. Новый господин взял ее на ложе, а после того как родился мальчик, наградил титулом Супруги. Мне нравилось воображать дворец князя Ци, осажденный войсками его собственного брата. Евнухи в Женских покоях жалобно голосили, женщины забивались в свои комнаты, кормилицы прятали детей князя. Вскоре раздался звон оружия, и воины со свирепыми лицами ворвались во внутренний двор, куда не смел ступить ни один мужчина. Они опустошали павильоны, резали детей-мальчиков, грабили сокровища и за волосы выволакивали наложниц. И среди этого буйства злобы швыряемая из стороны в сторону, закованная врагами и сотрясаемая от рыданий ужаса, моя родственница походила на нежный грушевый цвет, посеченный дождем и замаранный грязью. Я испытывала и острейшую муку, и несказанное наслаждение. Мне виделось ее залитое слезами лицо. Я представляла, как ее оскорбляют похотливые взгляды воинов. Они сочли Янь красивой и швырнули к ногам своего предводителя, брата и палача ее господина, будущего хозяина Империи. И он потребовал, чтобы Янь обнажила белую грудь, живот, нежный, как у горлицы, заставил ее танцевать, извиваться, ползать у его ног. Янь ласкали его теплые от крови руки, в лоно пролилось чужое семя. А ей, униженной, несчастной игрушке насильника, надо было улыбаться, любить, нравиться.

Тело мое охватил пожар. И я погрузилась в сладострастие терзаемой врагами Янь. Ноготь за ногтем, от больших пальцев до корней волос она грызла и щекотала мою плоть, забиралась под кожу. А я пила ее, как молоко.

* * *

Прелестнейшая Супруга жила вне нашего царства, в одном из дворцов Срединного двора, окруженных лиловыми стенами. Лишь кроны столетних акаций и кипарисов возвышались над ними. Ничтожной Одаренной вход в ее сады был заказан. Для Прелестнейшей Супруги ткачихи-девственницы вплетали в ткань цвета закатных облаков, а дворцовые швеи кроили легчайшие одеяния. Вышивальщицы, вдев в алмазную иглу солнечный луч, сплетали волшебные узоры. Прелестнейшая Супруга купалась в воде с благовониями, выцеженными из лунного света, пила дыхание звезд. Столь утонченная и легкая, как облако, богиня не могла вкушать грубую земную пищу. Пчелы сами предлагали ей мед, фрукты умирали от, желания растаять у нее на языке. Испытывая жажду, она касалась губами утренней росы, снятой с лепестков кувшинок. Если она улыбалась, цветы бледнели от зависти, а листья падали с деревьев, чтобы поцеловать носки ее туфелек.

Прелестнейшая Супруга пообещала заняться моим образованием. Она особа знатная и очень далека от меня, но я, сама не зная почему, поверила ее словам. Янь была настоящим, посланным мне в утешение, чтобы я излечилась от былых скорбей. Ее затуманенный взгляд и безразличный голос сумеют охладить раскаленную жаровню моего бытия. Она станет для меня заступницей, шелковой ширмой, расписанной сказочными видами, способными отвлечь меня от мыслей о смерти и нищете. Прелестнейшая Супруга научит меня быть женственной, а я на коленях принесу ей в дар свою гордость.

Нетерпеливая жажда увидеть ее вновь и в самом деле вытеснила из сердца иные страдания. Но, избавившись от душевного траура, я стала рабыней новой муки. Мне было неведомо, что оставаться напряженной, как вскинутый для выстрела лук, испытывать ненасытный душевный жар, корчиться от смутных желаний и судорог и животе — значит, просто влюбиться.

Меня начали интересовать одеяния девушек. По утрам я гляделась в зеркало, представляя, что меня видит она, и слыша ее голос. «Нравлюсь ли я вам такой?» — шептало мое сердце. А вечером я ложилась спать вместе с ней, в ее объятиях, омываемая потоком ее волос.

Во внутреннем «Дворце Просвещения» я листала книги, пытаясь установить причину своей болезни. Но древние мудрецы рассуждали лишь о добродетели, послушании и бессмертии. Тщетно искала я подобные случаи и в «Исторических записках». Сочинения классиков в нашем огромном хранилище изобиловали сухими доводами, суровыми размышлениями о вечном и назиданиями. Создавая нашу цивилизацию, предки осудили такие чувства, как привязанность и нежность, а потому просто вычеркнули их. К счастью, поэты свободно путешествуют во времени, они-то и омыли мое сердце незамутненной родниковой водой. В возвышенных стихах, посвященных богиням гор и духам источников, я находила отзвуки своего безнадежного поклонения.

Пуская стрелу, я надеялась ослепить ее силой и ловкостью. Мне хотелось подарить ей всех объезженных мной лошадей. Императорский указ повелевал создать команду для игры в поло. Я бросилась записываться, уповая, что когда-нибудь, глядя на игру из императорской беседки, она, быть может, мне улыбнется. Отныне я закутывалась в одиночество, как в бархатный плащ, чтобы посвятить себя ей одной. Я рассказывала ей о своем детстве, задавала тысячи вопросов. Воображаемые ответы помогали мне чувствовать себя менее одинокой и несчастной. Мне было необходимо ее увидеть. Мой внутренний голос не мог ошибаться. Мы обязательно встретимся! Моя родственница Прелестнейшая Супруга оставалась незримой, как воздух. Воспоминание о ней стало походить на старинную песню: мотив все еще преследовал меня, однако ноты мало-помалу стирались из памяти. Весна подошла к концу. Ветер срывал с вишневых деревьев розовые и бледно-сиреневые слезы. Она так никого и не послала за мной. Образ ее с каждым днем все больше затуманивался и бледнел. Белоснежное лицо превратилось в размытую тень, но я все еще цеплялась за нее, чтобы дышать, жить, бежать от Бокового дворца с его толпами женщин.

Проходили дни. Я обратила свое чрево в глубокий сосуд, куда капля за каплей сочилось это новое страдание. Кожа моя стала тоньше, волосы — чернее, а бедра округлились. Груди натягивали куртку, и на меня начали обращать внимание. Все больше женщин ухаживали за мной, но ни одна не сумела вызвать трепет в моем сердце, и я холодно отвергала их дружбу. Как можно плениться летающим повсюду светлячком, если я обещана ей, неподвижной и ослепительной звезде?