Цифра два словно хлестнула ее по щеке – получалось, что он не хочет сохранять брак. На самом деле было ясно, что цифрой восемь она в очередной раз пытается показать ему, козлу, насколько большую жертву готова принести… чем он, козел, того заслуживает.

Еще он что-то там заявил про то, что готов строить любовные отношения на стороне. Но тут Елена так неприлично расхохоталась, что Карцева начала усмирять ее. И попросила Караванова обождать с любовными отношениями на стороне хотя бы неделю, до следующей встречи с ней, на которой они посмотрят, какова реальная динамика их готовности пойти навстречу друг другу.

Елена выложила ей кучу денег. И с неудовольствием отметила про себя, что на психологе настоял Караванов, но нашла психолога она, договорилась она, стол накрыла она, и даже в кошелек полезла тоже она. А Караванов ушел на кухню переживать.

– И что вы обо всем этом думаете? – шепотом спросила Елена в коридоре.

– Кризис идентичности. Мальчик вырос, но не знает, что с этим делать. А мама не знает, как себя вести с выросшим мальчиком. Все зависит от того, насколько сильно вы нуждаетесь друг в друге психологически. Если сильно, то брак сохранится, – устало резюмировала психолог, было видно, что они выпили из нее всю энергию.

– Ой, да о чем вы говорите? – отмахнулась Елена. – Мы – идеальная пара. Просто эти деловые игры снесли ему крышу, и он на неделю стал Наполеоном.

– Вы действительно так думаете? – подняла брови Карцева.

За вечер не проронили ни слова. К утру дошло все произошедшее: Елена словно окаменела, а Караванов начал суетиться, как всегда, когда был виноват.

Днем позвонил ей на работу и осторожно предложил:

– Если ты вечером не занята, то давай зайдем купим простыни…

С простынями была та же пурга, что и со всем остальным. Караванова раздражало, что, застилая широкий диван, простыня не засовывалась сбоку на нужную ему глубину. По сути дела, он забраковывал все красивые постельные комплекты, подбираемые Еленой под обои. И было совершенно непонятно, что, во-первых, делать с простынями от комплектов; и как, во-вторых, заменять эти самые простыни на более широкие безжизненных старушечьих расцветок. Елена не видела выхода, и Караванов предложил совместное посещение магазина ткани как первый опыт договаривания.

Ох, это был цирк… Караванов взял с собой сантиметр и кидался ко всем самым страшным тканям. Елена терпеливо ждала, пока он их обмерит, и сообщала, что на простыне такой расцветки ей никогда не удастся добиться оргазма. Что было чистейшей правдой…

Караванов поджимал губы и бежал к новой страшной бобине ткани. Под конец пожилая продавщица сказала, что раз они не могут договориться, то, может быть, им купить платьевую трикотажную ткань. Она хоть и дорогая, но и широкая, и красивая. И шепнула Елене:

– Потом у него из башки дурь-то выйдет. Можно из нее будет вам брючную пару пошить на лето… По ширине пройдет.

– Да не выйдет дурь, – махнула рукой Елена.

– К мужику подход нужен. Хвали да корми, корми да хвали… – посоветовала продавщица.

Трикотажная простыня была ярко-голубого цвета с узорами, и Елена почему-то про себя прибавила ее стоимость к сумме, выплаченной психологу, и прикинула, что за эти деньги можно было съездить на выходные в приличный пансионат… Это не было циничной мыслью, просто привыкла все считать. Ведь, кроме нее, в семье никто никогда не хотел думать, каким образом концы сойдутся с концами. Для них это происходило само собой.

И что? Она знала, что простыня ничего не изменит. Что Караванов бросится в постель с видом, что он смертельно устал. А она засядет за работу или телевизор и ляжет, когда он уже будет мирно храпеть. Хоть на дорогой, хоть на дешевой простыне… хоть на узкой, хоть на короткой…

– Мне кажется, эта встреча с психологом нам очень поможет! – сказал Караванов, выходя из магазина тканей.

– Я просто в этом уверена, – с грустью ответила Елена и подумала, что Карцева словно сделала им рентген; и теперь ей видны все внутренности Караванова… и ничего не хочется… словно отшиблен вкус к отношениям… и пусть эту маленькую победу в виде идиотской простыни он засунет себе в задницу… потому как никакого иного смысла в появлении компромиссной простыни она не видит ни днем, ни ночью.

* * *

А утром он собирался на ту самую вечеринку в кегельбан. И страшно суетился, собираясь. Чистился, брился, гладился, рассказывал анекдоты. Уходя, сообщил, что ждать его стоит под утро. Елена усмехнулась. Обычно на тусовки до утра ходила она, Караванов ненавидел это, потому что потом рано шел с больной головой на работу. И вдруг «до утра»… Понятно, что ему теперь самое время поотрываться. Но странно, что он решил оторваться по тем самым направлениям, которые ненавидел в жизни Елены. Ну и ради бога…

…Она позвонила ему пару раз на мобильный, услышала, что достаточно пьян, не дождалась и легла спать. Но, когда он ввалился в шесть утра в сиську пьяный в густом облаке духов, просто широко открыла рот. Сразу объясняться про хорошо или плохо было бессмысленно, потому что Караванов не воспринимал окружающую действительность. Кроме того, весь день предстояло провести на важной партийной конференции и сделать после нее огромное интервью с руководителем политического блока.

«Караванов не выдержал и начал личную жизнь… – подумала Елена с раздражением. – Какой мудак! Неужели нельзя было после этого подойти к ночному киоску, купить бутылку несладкой воды и вымыться, чтоб не было запаха? Был слишком пьян! Теперь это развод. Я же не могу закрыть глаза на такую избыточную парфюмерию…»

Она философски относилась к изменам. Вопрос состоял в том, кому она дала бы право на измену, кому нет. Козел Караванов в ее глазах не дорос до права на измену.

Елена пошла на конференцию, изо всех сил улыбалась там и периодически звонила домой. Обессиленный отрывом Караванов спал почти до вечера.

Она набрала Егорычева, проворковала:

– Здравствуй, милый!

– Я на совещании… – Он был страшно удивлен звонку. – У тебя что-то случилось?

– Ага. Вызови всех секретарш Миронова, повысь им зарплату, только выясни, с кем шашни у моего пентюха… Если, конечно, я тебе хоть когда-нибудь нравилась, – кокетливо попросила она. – Это могли видеть те, кто вчера гулял в боулинге.

– У твоего? Ничего себе! Илья Муромец зачесался на печи, – захохотал Егорычев. – Через час все будешь знать!

Через час на мобильный позвонила дама и сказала:

– Я референт господина Егорычева. Он попросил меня зачитать вам характеристику человека, которого рекомендует вам на работу в редакцию: Волкова Елена, 28 лет, менеджер по продажам, образование высшее, разведена.

– Спасибо! Достаточно, – оборвала ее Елена, усмехаясь, ох, и тонок Егорычев… ох, и глуп Караванов.

Когда появилась дома, супруг бродил из угла в угол с невнятным опухшим лицом и что-то собирал в портфель.