Он усилием воли остановил себя, понимая, что начинает нести ахинею, хлопнул дверью и заспешил к машине, безуспешно пытаясь заглушить бушевавшую в нем ярость. Но та росла, как снежный ком, погребая его под своей тяжестью, лишая воздуха и рассудка.

Он злобно пнул колесо, сел за руль и рванул с места так, что взвизгнули колеса. Игорь, открывающий ворота, едва успел отскочить в сторону и только выразительно покрутил пальцем у виска.

И лишь километра через три, когда машину основательно тряхнуло на глубокой выбоине, к Буданову вернулась способность размышлять и анализировать. Почему он так разъярился? Потому что женщина, охваченная любовью, постаралась устранить все помехи, грозящие их близости? А ведь для нее это была не просто близость — первая в жизни совместная ночь с мужчиной!

А если бы он сам ответил на звонок, то как бы поступил? Неужели уехал? Впрочем, это уже второй вопрос! Хорошо, а какой первый? А первый состоит в том, что, едва почувствовав маленькую власть над ним, едва утвердившись в своем крошечном праве, она тут же посчитала возможным полностью пренебречь им самим! А вот это он уже проходил! И нахлебался досыта…

Дверь за Будановым захлопнулась, а потрясенная Леля продолжала сидеть в постели, не понимая, что случилось. Что произошло после того, как они заснули, обнимая друг друга? Какие полномочия она превысила? И в чем он ее обвиняет? В том, что она, коварная обольстительница, заманила его в свою девичью постель? А при чем здесь работа? Куда она по скудоумию сунула свой нос, что он так бесновался? Или это просто спектакль, разыгранный с целью уведомить ее, что продолжения не будет?

И чем больше она размышляла, медленно приходя в себя, тем сильнее утверждалась во мнении: да, это был спектакль. Жаль только, что она никогда не узнает, почему этот нормальный, умный, достойный человек выбрал такой отвратительный способ сообщить ей о разрыве.

И зачем он тогда вчера… Что это вообще было — вся эта загородная поездка? Минутная блажь? Или попытка отомстить в ее лице женщинам, так жестоко обидевшим его?

А ей казалось, что он… Значит, только казалось.

Так было горько на душе и так стало жаль себя, униженную и отвергнутую, что хотелось завыть от боли и отчаяния.

Леля вылезла из-под одеяла и спустилась вниз.

Все были уже в сборе, знали, что Буданов уехал в Москву в большом раздражении, и, дабы сгладить неловкость, с преувеличенным энтузиазмом обсуждали планы предстоящего дня.

Но Леля, сославшись на неотложные дела, остаться до вечера категорически отказалась и сразу после завтрака уехала домой на электричке.

Проект Крюгера оказался воистину грандиозным, сулил огромные инвестиции со стороны немецких, финских и японских партнеров и возносил теперь уже международный концерн Буданова на новую головокружительную высоту.

И он не то чтобы забыл о Леле в стремительном круговороте рабочих будней, а усилием воли приказал себе не думать о ней. Но что такое воля по сравнению с любовью?

Впрочем, днем это ему удавалось неплохо, а вот ночью… Он почти физически ощущал ее рядом и до головокружения, до скрежета зубовного хотел войти в нее, вобрать в себя, слиться с ней в единое целое. И мучился от мысли о том, что так жестоко обидел ее, но гнал эту черную мысль, вновь и вновь убеждая себя, что поступил единственно правильно: порвал с ней в самом начале, защитившись тем самым от нового горького разочарования.

А вообще-то, они почти и не виделись в последнее время. В понедельник после злосчастных выходных выяснилось, что ремонт в приемной благополучно завершился, и Леля перебралась в «родные пенаты», разделив соседство с новой секретаршей Агнессой Аркадьевной — сухой чопорной дамой в очках, с тонкими, всегда поджатыми губами и замысловатой «халой» на голове. Впрочем, типичная с виду старая дева оказалась на редкость сердечной особой.

Утром в ответ на холодное приветствие шефа Леля, не поднимая головы, сдержанно поздоровалась. Днем с ним общалась исключительно расторопная Агнесса Аркадьевна, к которой плавно перешли все секретарские обязанности. А вечером Леля вошла в кабинет Петра Андреевича с листом бумаги в руках.

Буданов поднял глаза, занервничал, ожидая ненужных тягостных разборок, и, понимая, что она видит его смятение, разозлился — на нее? на себя?

— Вы ко мне? — задал он дурацкий вопрос, и шариковая ручка в его пальцах с хрустом переломилась пополам.

— А здесь есть еще кто-нибудь? — не удержалась Леля, досадуя, что вышла за рамки безразличной вежливости, которые жестко для себя определила.

Она подошла к столу, положила перед ним листок, и Буданов, уже понимая, что сие означает, потянулся за новой ручкой. А может, это и впрямь наилучший вариант — отпустить ее с Богом и забыть, будто и не было ничего…

«Отказать», — размашисто написал он под коротеньким заявлением и, не глядя, отшвырнул бумагу.

— Да вы прочитайте хотя бы, что там… — возмутилась Леля.

— Мне это неинтересно! — оборвал он ее.

— А я и не пытаюсь вас заинтересовать! — решительно вернула она заявление на прежнее место. — Я всего лишь прошу двухнедельный отпуск с двадцать четвертого декабря…

И она уехала в Германию, к бабушке и дедушке. А когда вернулась, узнала, что Буданов в командировке — инспектирует свое обширное хозяйство и готовит его к грядущим переменам.

И потекли для Лели унылые дни. Верная Катерина была захвачена бурным романом с Матвеем, да и не хотелось Леле посвящать ее в горькие подробности неудавшейся загородной прогулки. Вот Елене Ивановне она бы выплакала свои печали, но та жила в Орехово-Зуеве у тяжело заболевшей сестры. А с кем еще она могла поделиться такой бедой? Не с отцом же…

Конечно, можно подивить подружек утраченной в ее-то возрасте невинностью, но кто всерьез воспримет страдания секретарши, переспавшей с шефом, который и думать забыл о ней на следующее утро?!

Значит, надо решать свои проблемы самой по мере их поступления. А что мы имеем на сегодняшний день, не считая обиды и разочарования? А имеем мы дилемму: увольняться или работать дальше? И готовый ответ: нет, не увольняться ни за что на свете! Чтобы каждый день, каждый час, каждую минуту демонстрировать ему свое безразличие, свою холодную сдержанность и полное, абсолютное пренебрежение тем, что между ними началось и не состоялось. Случайная связь, случка. Одна из многих…

«Ну, хватит! — приказала она себе. — Ты же знаешь, даже самая сильная боль пройдет. И оставит после себя печаль? Конечно! Но вот эта страшная, раздирающая душу острота исчезнет. Надо только набраться терпения, пережить этот черный период.

Ты же сможешь, сумеешь! Потерпи, детка…»

В последних числах января, как и обещал, прилетел Крюгер, и Буданов, вернувшийся к этому моменту из командировки, после многочасового обсуждения предстоящей реорганизации, пригласил его поужинать в ресторане.