Дождевой поток волок Серафину, ударяя ее о сузившиеся стены туннеля. Течение крутило и разбрасывало в стороны ее руки и ноги. Было похоже, что она не утонет, а, скорее, растеряет частицы своей души, которые унесутся вместе с бурным потоком.

В конце концов туннель выплюнул ее прямо в разбухший ручей. Серафина тут же всплыла, ловя ртом воздух, и вскочила на ноги. Лихорадочно ощупав себя, девочка с величайшим облегчением убедилась, что все на месте. Она еще не распалась на элементы. Ей снова удалось отбиться.

Брэден лежал на берегу ручья под потоками проливного дождя.

Он ослабел и тяжело дышал, но при этом продолжал стискивать металлическую коробку, как будто от нее зависела его жизнь.

Серафина выбралась на каменистый бережок и растерянно оглянулась, пытаясь понять, где она. Прошло несколько секунд, прежде чем девочка поняла, что они с Брэденом очутились в узком овраге.

Когда вода мощным потоком помчалась по туннелю, Брэден решил, что следует спасаться через выход, не стоит возвращаться назад против течения. Это решение спасло ему жизнь. И Серафине, возможно, тоже, — если то, за что она так упорно цеплялась, действительно было жизнью.

Поняв, что они оба спаслись, Серафина облегченно улыбнулась. Сквозь стену дождя ей было видно, как вода разлившегося пруда перехлестывает через запруду и водопадом устремляется в ручей.

Серафина снова обернулась к Брэдену, и в этот миг сверкнула молния, а за ней ударил гром. Брэден стиснул челюсти, убрал мокрые волосы с глаз и приподнялся. Стало ясно, что он тоже не собирается сдаваться. Встав коленями на камни у кромки у разлившегося ручья, мальчик открыл металлическую коробку. Серафина не догадывалась, что внутри, но, едва приподнялась крышка, она сразу вспомнила этот бездонный мрак и испуганно попятилась. А Брэден достал из коробки длинное черное одеяние: с одной стороны — тонкая черная шерсть, с другой — подбивка из черного атласа.

Желудок Серафины сжался от спазма. Ее затошнило.

Одеяние было сильно изорвано, кое-где висели одни нитки, как будто его драли дикие звери. Снова ослепительно ярко вспыхнула молния, и в ее свете сверкнула маленькая серебряная пряжка.

У Серафины вспотели ладони. Губы плотно сжались. Дождь струился по ее лицу.

Как только Брэден взял одеяние в руки, оно задвигалось и застучало, словно живая змея. От змеи с шипением отделилось облачко, словно тварь злилась, что так долго лежала запертая в коробке.

Не обращая внимания на потоки дождя и сверкающие молнии, Брэден выпрямился и, взмахнув извивающейся черной тканью, набросил на себя черный плащ.

Серафина обмерла от ужаса. Было видно, что плащ, хотя и сильно изорван, все равно остался тем самым черным плащом, который она так боялась и ненавидела. Темные, гладкие складки ниспадали с плеч Брэдена, чуть шевелясь от избытка силы. В прорехах клубилась тьма, — непроницаемая чернота, чернее, чем что-либо, виденное девочкой в этом мире. Нет. Не так! Виденное. Она уже видела такую же тьму, это была тьма бесформенных фигур, которые скользили за ней по лесу.

Когда Брэден двигался, ткань плаща колебалась вместе с ним, множа жуткие черные силуэты, которые прорывались во внешний мир сквозь время и пространство. Плащ отбрасывал во все стороны обрывки клубящейся чернильно-черной тени, и они разлетались, заслоняя собой землю, и листву, и звезды в вышине.

— Молодец, мальчик… — просипел плащ.

При звуках этого голоса Серафине захотелось накинуться на плащ и уничтожить его. Но у нее теперь не было ни когтей, ни клыков — ничего, кроме страха и растерянности, переполняющих сердце.

— Я не причиню тебе вреда, дитя… — прошипел плащ.

Всего несколько месяцев назад Серафина и Брэден собственными глазами видели злодеяния черного плаща. Он много чего умел, но самое ужасное заключалось в том, что человек, надевший этот плащ, мог поглощать души и тела других людей; они проваливались в складки черной ткани, словно в бездонные черные дыры. Мать Серафины была заключена в плаще целых двенадцать лет — до тех пор, пока дочь не выросла и не искромсала жуткую тряпку в мельчайшие клочки. Серафине удалось сделать это с помощью стального меча, который держал в руках мраморный Ангел на поляне посреди кладбища. Уничтожив плащ, Серафина вызволила из заточения не только мать, но и Клару Брамс, и Анастасию Ростонову, и многих других детей, которые считались бесследно пропавшими.

Но ведь Серафина изрезала плащ! Уничтожила его! Как он мог появиться снова? От него не осталось ничего, кроме серебряной пряжки, Серафина видела это собственными глазами. Потом сыщик Грэтен нашел эту пряжку на кладбище. В ту ночь, когда он погиб от укусов ядовитых гремучих змей, пряжка была крепко зажата у него в кулаке. Неужели Брэден каким-то образом достал пряжку и в точности восстановил ткань плаща? Но зачем, для чего ему потребовалось возрождать к жизни это исчадие ада? И, если уж плащ возродился, почему он такой рваный?

Брэден стоял, укутанный в плащ, и смотрел вниз, на землю. На его лице поминутно вспыхивали ненависть, ярость, отчаяние; его терзали невыносимые мысли.

— Пожалуйста, прости меня, Серафина, — прошептал он чуть слышно.

— Простить? — проговорила она, хотя понимала, что друг не слышит ее. — Но что ты сделал?

Серафина все еще не верила собственным глазам: Брэден в черном плаще!

— Скажи, что ты сделал, Брэден! — закричала девочка. Она не понимала, что происходит. Ее друг не мог стать злодеем!

Словно отвечая на ее вопрос, Брэден вскинул руки и захватил с обеих сторон ткань капюшона.

— Не делай этого! — снова закричала Серафина. — Не надевай капюшон!

Но Брэден медленно накинул капюшон на голову. На его лице отразились ужас и отвращение, он содрогнулся всем телом. А потом повернулся к Серафине, и повисшие обрывки ткани вытянулись в ее сторону, выстрелили черной тенью, разрезающей воздух и рвущей пространство вокруг девочки.

Серафина вдруг поняла, что черные разрывы существуют одновременно в разных мирах — и в мире Брэдена, и в ее мире; это был мост, по которому невозможно пройти, но который, тем не менее, соединял их. Девочка не знала, видит ли ее сейчас Брэден, но свивающиеся вместе клубы тьмы пронеслись по воздуху и нанесли ей вполне реальный удар, обожгли болью, швырнули на каменистую почву.

Охваченная ужасом, Серафина отчаянно поползла к ближайшему дереву, чтобы спрятаться за ним. Но когда другая черная тень распорола воздух вокруг Серафины, стало ясно, что дерево ее не защитит. Тьма прошла сквозь него, словно нож, и верхняя часть ствола свалилась, как спиленная.

Увидев несущуюся на нее тень, Серафина прижалась к земле и попыталась отползти, но наткнулась на что-то, больно ударилась и полетела кубарем прямо в ледяную воду разбухшей реки. И тут сообразила: иногда для того, чтобы спастись, не надо сопротивляться, надо плыть по течению.