— В командировку. Я выступаю завтра на конференции по маркетингу. Буду рассказывать про банковский маркетинг в России.

— Прикольно, — она снова улыбается. И почему-то меня греет ее улыбка. Такая тёплая. Да и вообще вся она, несмотря на свою дерзость и характер, кажется очень тёплой девушкой. Как этот летний день. — Часто ездишь в командировки?

— Раз в несколько месяцев, но всегда только в Вену. Я работаю в «дочке» австрийского банка в России. Иногда бывает нужно съездить в центральный аппарат для обсуждения каких-то глобальных задач, которые мы в России не можем внедрить без разрешения материнского офиса.

— Ты из Москвы, да?

— Да.

Она кивает головой.

— Мне так и не довелось побывать в Москве, когда я была в России. Хотя очень хотела заехать.

— Ты была в России? — меня удивляют ее слова. В целом, туристы в нашу страну ездят, но скорее из Китая, а не из Европы.

— Да, я была в Санкт-Петербурге.

Еще удивительнее.

— И что ты там делала?

— Была на каникулах, когда училась на третьем курсе Сорбонны. Мы тогда по зарубежной литературе усиленно проходили русскую классику, и на весенних каникулах деканат организовал для всех желающих туристическую поездку в Санкт-Петербург, так как чаще всего события всех книг русской литературы проходили именно в этом городе. Ведь он был столицей России в 19 веке.

— Ты меня поразила, — я улыбаюсь. — Редко можно встретить европейца, который был в России. Ты, наверное, первая в списке моих знакомых. Тебе там понравилось?

— Город очень понравился, а вот климат и погода нет. Я ездила в апреле, и у нас тут в Париже уже было очень тепло. А там в апреле снег шёл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я слегка смеюсь.

— Да, это Россия.

В этот момент мы выходим к Лувру, вокруг которого снуют толпы туристов.

— Будешь тут осматривать? Фотографироваться? — спрашивает Селеста. — Ты вообще раньше был в Париже?

— Был один раз очень давно. Не, фоткаться не буду. Пойдём лучше сразу к реке.

Мы пересекаем площадь, на которой находится Лувр, и выходим к набережной. Здесь красиво. По Сене плавают речные трамвайчики. Тут их даже больше, чем в Москве. Мы подходим к борту набережной и смотрим на воду.

— Ты не возражаешь, если я закурю? — вдруг спрашивает Селеста.

— Нет, я сам курю.

И одновременно с тем, как она лезет в сумочку за сигаретами, я достаю из кармана свою пачку. Меня немного удивляет, что она курит. Не подумал бы. В Москве у девушек уже давно вышло из моды курить. Максимум «Айкос» или аналогичные системы нагревания табака.

Селеста же достаёт пачку красных «Мальборо», берет толстую сигарету и поджигает ее зажигалкой. Надо же, она курит крепкие мужские папиросы. В Москве же если все-таки какая-то девушка и курит обычные сигареты, то обязательно тонкие и с ментолом.

— Что-то не так? — она улавливает мой пристальный взгляд.

— Нет, все в порядке, — спешу оправдаться, поджигая свой «Винстон» и отводя взгляд к реке.

— Почему ты все время на меня смотришь, будто я какая-то странная чудачка?

Меня немного смешат ее слова.

— Нет, ты нормальная. Это я странный чудак, раз меня в тебе все удивляет.

— Что именно тебя во мне удивляет?

— Абсолютно все. Начиная от отсутствия лака на ногтях и заканчивая тем, что ты школьная учительница.

Она резко переводит взгляд на свои руки.

— У меня что-то не так с ногтями?

— Нет, у тебя с ними как раз полный порядок. Да вообще с тобой — полный порядок во всем. Девушки и должны быть такими, как ты: настоящими, естественными. Девушки должны не стесняться быть собой, такими, какие они есть на самом деле. Но в Москве с этим большая проблема.

Она смущенно улыбается и отводит взгляд от моего лица к реке. А вот я продолжаю смотреть на нее, позабыв о сигарете. Ловлю взглядом, как она глубоко затягивается, как выдыхает дым, слегка согнув губы трубочкой, как стряхивает пепел.

— Ты меня смущаешь, когда смотришь так на меня, — говорит тихо, продолжая смотреть прямо перед собой. Сейчас она не дерзит, а говорит спокойно и искренне.

— Извини. — Это все, что я могу сейчас ответить, но при этом голову не отворачиваю, а продолжаю ею любоваться.

Она слегка закатывает глаза и качает головой.

— Настырный русский.

— Дерзкая француженка.

И мы вместе смеёмся. Селеста бросает окурок в воду и поворачивает голову на меня. Наши взгляды встречаются. Сейчас она смотрит на меня по-доброму. У нее очень красивые карие глаза. Как горячий шоколад. И от них исходит тепло, которое, если ее разозлить, превращается в огонь.

Пока я смотрел на нее, даже забыл курить. Сигарета полностью стлела в моих пальцах, поэтому я бросаю бычок в воду.

— У тебя есть девушка? — неожиданно спрашивает, продолжая внимательно меня рассматривать.

— Нет, я свободен.

— А сколько тебе лет?

— Через месяц 30. А тебе?

— А мне в конце октября 27. Давно ты расстался со своей девушкой?

— Очень давно. А ты со своим парнем?

Она отворачивается от меня к Сене, и улыбка ее слегка меркнет.

— Три года назад.

Я хочу спросить, почему они расстались, но не решаюсь. Тогда наверняка она в ответ спросит, почему я расстался со своей девушкой, а я сейчас не готов говорить о Кристине. Не в этот момент. И не с ней.

Почему-то с ней мне хочется говорить о ней.

— Давай прокатимся по Сене? — вдруг предлагает.

— С удовольствием.

Мы переходим через мост и спускаемся к «парковке» речных трамваев. Когда подходим к кассе, я опережаю Селесту, чтобы взять билеты, но она останавливает меня за руку.

— Я провожу с тобой в Париже эту ночь при одном условии. Я плачу за себя сама. Везде.

Меня это смешит.

— Феминистка?