– Извини, мне надо отойти, – шепчу на ухо Вячеславу и покидаю его, двигаясь сквозь плотную толпу сотрудников в сторону туалетов.

Не успеваю закрыть дверь, как вслед за мной врывается Марк, одним движением вплотную прижимая меня к двери. В глазах – пожар и ярость, но меня это не пугает, а странно возбуждает. Босс ставит руки по обе стороны от моей головы, отрезав все пути к отступлению, а я замираю в ожидании его дальнейших действий. Ведет носом по щеке, спускаясь к шее, прикусывая ее в том месте, где бешено бьется пульс, и я едва сдерживаю стон и хочу свести ноги вместе, чтобы унять вмиг разгоревшийся пожар между ног.

– Спишь с ним?! – неожиданно хрипло спрашивает Марк, тяжело дыша.

– А что, если да? – бросаю с вызовом, но не успеваю опомниться, как Воскресенский набрасывается на меня в голодном поцелуе.

Ничего не могу поделать с собой: я очень скучала по сильным рукам и умелым губам, ведь я знаю: только они могут вознести меня на вершину блаженства. И я снова забываю обо всем: об обиде на Марка, об обещаниях, данных самой себе, о принципах. Так бывает только с этим мужчиной. Только он способен поднять из самых глубин моей сущности то, что долгих четыре года было спрятано за семью замками. Только у этого мужчины есть ключ к моему сердцу…Ведь я добровольно отдала его.

– Тогда он покойник, – хрипло бросает Марк, на миг отрываясь от моих губ, опаляя горячим взглядом, полным желания.

– Хитрый ход: провести слияние с фирмой Вячеслава, устранить его, обвинив в надуманной причине, а потом стать единоличным владельцем компании, – криво ухмыльнувшись, отвечаю не своим голосом. Я тяжело дышу, грудь вздымается, а соски болезненно трутся о ткань платья.

– Причина очень существенная, Катя, – Марк знает, как я реагирую на то, что он растягивает мое имя, и самым бессовестным образом этим пользуется. – Он присвоил себе мою женщину!

По телу прокатилась волна дрожи, и это не осталось незамеченным Марком: он тут же воспользовался случаем и прижался ко мне всем телом, показывая всю силу своего желания. Мне бы оттолкнуть его и уйти, пока не случилось непоправимого, но сердце отчаянно вопило, чтобы я этого не смела делать.

– Я не твоя, Марк! Уже давно нет. И прекрати вести себя так, как будто я вещь!

– Помолчи, – прорычал Воскресенский, снова набрасываясь на мои губы, в очередной раз лишая воли.

Его руки блуждали по моему телу, лаская и пробуждая его от долгой спячки. Он медленно проводит кончиками пальцев по бедру, и я плавлюсь в сильных руках и стону прямо в губы Марка.

– Нехорошо врать, Катя. Потому что, если бы Вячеслав трахал тебя, ты не была бы такой голодной…

Ах ты, мерзавец! Пытаюсь вырваться, убежать, пока окончательно не выдала себя с головой, но разве Марк позволит?!

Не сводя с меня пристального взгляда, Марк нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке.

– Я скучал…Я пи***ц, как подыхал без тебя…

И я уже почти растаяла, поддалась чарам этих темных омутов, что выворачивали душу, ломали меня изнутри, но краем глаза заметила то, что со скоростью света вернуло меня с небес на землю.

Кольцо. Обручальное кольцо на пальце. Теперь ОН – навсегда чужой для меня. Возможно те же слова он говорит своей жене, Анечке, когда приходит домой после тяжелого рабочего дня и ложится с ней в постель, также заставляет сгорать ее от страсти и терять голову. Возможно, сейчас я –лишь средство потешить собственное эго, самолюбие, которое я ущемила, не бросившись ему в ноги при встрече и соблюдая дистанцию.

Эти мысли, пронесшиеся ураганом в моей голове, подействовали, как ведро холодной воды.

– Пусти, – процедила со злостью, пытаясь вырваться из цепкого захвата.

– Нет, Катя. Больше я тебя не отпущу. Хватит, набегалась уже.

Все-таки мне удается вырвать руку и со всего размаху я залепляю пощечину с такой силой, что на щеке остаются следы от моих пальцев.

– За что?!

– За это! – хватаю со злостью кисть правой руки и подношу к его глазам, а то вдруг он подзабыл, что несвободен.

– Катя, – устало произносит Марк, на секунду прикрыв глаза. – Это все…не то, что ты думаешь. Все формально. И сложно.

– Ты себя слышишь со стороны?! Да так девяносто процентов мужчин говорит, Марк! А потом что? «Не могу с ней развестись, она болеет, давай дождемся, пока дочь повзрослеет» и так дальше по списку?! Пожалуйста, Марк, отпусти меня и дай уйти. Не падай в моих глазах еще ниже, чем ты уже упал, – добавляю тихо, едва сдерживая рвущиеся слезы.

Поднимаю глаза к потолку, чтобы он не видел моей боли, моей агонии. Пытаюсь его оттолкнуть, чтобы уйти до того, как позорно разревусь, но Марк снова предпринимает попытку меня обнять. Тогда я принимаю радикальные меры, так, как учил меня отец: коленом между ног. Марк взвыл и согнулся от боли, а я выбегаю, воспользовавшись случаем. Ничего, мой хороший, потерпишь, моя душевная боль, что приходит ко мне каждую ночь, сильнее. Потому что от нее нет лекарства.

Выбежав из ресторана, сажусь в первое попавшееся такси и позорно сбегаю, совершенно забыв предупредить Вячеслава. Пусть. Отключаю телефон, потому что не в состоянии кого-то слышать и о чем-то говорить. В такие минуты я хочу побыть одна, упиваясь своей агонией. Дура? Да. Потому что когда-то я позволила себе влюбиться в такого мужчину, как Марк Воскресенский.

Дома я обрадовалась, что мама уложила Никиту и сама легла рядом с ним. Потому что эту ночь я белугой выла в подушку, не в силах совладать с болью, которая, как раковая опухоль, распространилась и заразила собой всю мою сущность…

Слова Кати, ее слезы и боль в глазах заставили меня перейти к решительным действиям. Она права: быть в качестве любовницы – унижение. А эта женщина достойна лучшего. Именно поэтому у меня на следующее же утро состоялся разговор с женой.

– Доброе утро, Марк Валерьевич, – слегка поджав губы, поздоровалась со мной няня Лизы. Евгения Михайловна – педагог со стажем до мозга костей, и никак не могла принять, что я – приходящий отец. По ее мнению, родители должны жить вместе ради ребенка. Я ее точку зрения не разделяю, потому что не хочу иметь к тридцати годам седые волосы и вечно дергающийся глаз и стойкое желание убивать.

– Папочка пришеееел! – с воплем радости Лиза бросилась мне на шею, крепко обнимая своими маленькими ручками. Прижимаю к себе дочь и с удовольствием вдыхаю ее особенный детский запах. Ради этого стоит потерпеть и неугодную жену, и ее папашу-прокурора.

– Привет, моя принцесса! Как дела? – целую в курносый нос, чем вызываю ее веселое хихиканье.

– А ты меня совсем не любишь? Не хочешь ко мне приходить? – неожиданно совсем по-взрослому спрашивает Лиза, с грустью в голосе, опустив глаза.

На этих словах я ощущаю болезненный укол в сердце: как объяснить ребенку, что она тут совсем не причем, что все дело в ее непутевых родителях? Хреновый все же получился из меня отец, если моей малышке пришлось так рано повзрослеть и в свои три года задумываться о том, что кто-то из взрослых может ее не любить…