Настойчивость супруги настораживала Мемеса.

– Что ты задумала? – сделал он попытку выведать её сокровенные мысли. Но не дождавшись ответа, не без основания предупредил: – Не забывай, что кругом – люди Джера! Из-за твоих интриг мы можем потерять всё! Возможно, даже поплатиться за них жизнью!

Таусер лишь очаровательно улыбалась.

– Мы ничего не потеряем, доверься мне, – успокаивала она мужа. – Напротив, твоё положение упрочится как никогда! Но мне одной не справиться, ты должен помогать мне…

Мемес отёр пот со лба, проступивший от излишнего волнения. Конечно, ему хотелось породниться с фараоном. Он уже представил крошечного пухленького младенца, рождённого Нитоприс от Тутмоса – своего внука и будущего наследника трона Нижнего и Верхнего Египта.

* * *

На следующее же утро после разговора с Мемесом, Таусер отправилась в своё поместье, что располагалось западнее Инебу-Хеджа, и тем самым было избавлено от ежегодных затоплений при обильных разливах Нила. Живительную влагу, питающую почву, и дающую жизнь растениям в поместье, получали благодаря искусственным каналам, в которых регулировался уровень воды.

Таусер довольно давно не навещала своё родовое гнездо, предпочитая пребывание во дворце подле мужа и дочери, а главное – в поле зрения царицы Теи. Сегодня же, сославшись на лёгкое женское недомогание и необходимость провести инспекцию родового имущества, она, с дозволения распорядителя малого двора царицы, покинула дворцовые покои, едва забрезжил рассвет. Ей хотелось успеть добраться до места ещё до того, как солнце поднимется в зенит и изнуряющая жара окутает землю.

Поместье, окружённое высокой каменной стеной, выложенной из белого камня, добываемого в каменоломнях недалеко от города, буквально утопало в разросшихся тамариндах.

Паланкин хозяйки миновал массивные деревянные ворота, которые украшали невысокие декоративные пилоны, отдалённо напоминающие дворцовые. Тенистая аллея из старинных акаций, разросшихся столь сильно, что ветви рядом стоявших деревьев, словно руки влюблённых, сплетались между собой, образуя почти непроходимую живую стену, подействовал на Таусер умиротворяюще.

Слуги, поспешившие навстречу своей госпоже, помогли ей спуститься из паланкина на дорожку, выложенную красными известняковыми плитами. Таусер с наслаждением вдохнула аромат акаций, перемежавшийся с ароматом розовых лилий.

Слуги, застывшие в поклоне, с нетерпением ожидали приказаний хозяйки. Она не заставила их долго ждать. Отдав необходимые распоряжения, сама же, совершенно не чувствуя, несмотря на длительное пребывание в паланкине, усталости, решила прогуляться по саду, ведущему к небольшому озеру.

Обратив внимание на сикоморы[36], усыпанные спелыми розовыми плодами, Таусер не без удовольствия отметила, что деревья ухожены на совесть. Вдоволь нагулявшись по саду, она наконец спустилась к заросшему лотосами озеру, где обильно гнездились фламинго. Как обычно, птицы грациозно вышагивали по воде, извлекая из неё пропитание своими длинными клювами. В какой-то момент Таусер показалось, что розовые птицы сливаются с розовыми лотосами, образуя единое целое…

Остановившись возле кромки воды и залюбовавшись красотами озера, женщина задумалась. Воспользовавшись возможностью избавиться хоть ненадолго от многочисленных дворцовых формальностей и соглядатаев Джера, она решила собраться с мыслями и ещё раз тщательно обдумать план предстоящих действий. Безусловно, он был дерзким и коварным, а значит, в случае неудачи мог привести к непоправимым последствиям. Если не суждено осуществить задуманное, то ей и Мемесу грозила страшная казнь – по решению Суда богов им могли отрезать нос и уши, а затем отправили бы на страшные нубийские рудники, где, как она слышала, люди гибли от непосильной работы. Нитоприс, в силу её молодости и красоты, могли, конечно, помиловать, но в любом случае сослали бы в какой-нибудь отдаленный храм богини Хатхор – скажем, в Напату, – где жрицы обязаны ублажать мужчин прямо на каменных храмовых алтарях…

Таусер медленно двинулась по берегу озера: ей было о чём подумать.

* * *

Несмотря на то, что солнце поднималось всё выше, а Хепри озарял землю своими лучами всё сильнее, Таусер неожиданно ощутила озноб. Она оглянулась на сад, почти сплошь состоящий из сикомор: когда-то эти деревья приказал посадить ее отец… Сколько же лет прошло с тех пор? Подсчитав, женщина невольно ужаснулась: почти тридцать! Она прижала руки к груди, пытаясь таким образом унять волнение и внезапно навалившееся чувство страха.

Один из фламинго, прогуливавшийся поблизости, расправил крылья. В свете солнечных лучей, словно нарочно выхвативших птицу из тени низкорослого кустарника, розовые перья вспыхнули ярко-красным огнем.

На мгновение Таусер замерла, залюбовавшись этим зрелищем. Затем в который раз мысленно спросила себя: «Чего ты хочешь, Таусер? У тебя есть всё… ну, или почти всё. Богатство, положение при дворе; супруг, добившийся должности первого советника фараона благодаря своему уму, терпению и преданности… Дочь Нитоприс красива, послушна и заботлива – она способна осчастливить любого сегера… Неужели всего этого тебе мало?..» Женщина сосредоточено вгляделась вдаль – в густые заросли инжира, среди которых пряталась хижина Эннаны. Вернувшись к своим мыслям, она всё-таки ответила на заданный самой себе вопрос, но уже вслух, да ещё и с нескрываемым вызовом:

– Да, мне этого мало! Я хочу, чтобы именно мой внук стал будущим владыкой Нижнего и Верхнего Египта!

В последний раз, окинув взглядом стайку фламинго и розовый ковер из лотосов, Таусер резко развернулась и решительно зашагала в сторону хижины Эннаны – женщины, услугами которой пользовалась ещё её мать…

Дверь в хижину была приоткрыта. Стоило гостье распахнуть ее чуть шире, как тотчас раздался скрип проржавевших от времени петель.

– Это ты, госпожа Таусер? – услышала она столь же скрипучий старческий голос.

– Я… – невольно стушевалась гостья. – Но как ты меня узнала?

Из-за перегородки вышла совершенно седая старуха.

– Ты забыла, как часто прибегала ко мне, будучи ещё совсем девчонкой? Впрочем, я предчувствовала твой приход, – проскрипела она в ответ.

– Да, давно это было…

– Давно. Нил разливался с тех пор раз двадцать, не меньше, – подтвердила старуха.

– Сколько же мы с тобой не виделись, Эннана?!

Хозяйка хижины пожала костлявыми плечами:

– Я-то помню тебя бегающей ещё в коротком хитоне… Это уж потом ты сменила его на длинный, расшитый золотыми нитями… Много, много лет минуло с тех пор, девочка моя…

Таусер попыталась припомнить, когда в последний раз посещала своё имение. Получалось, пять лет назад, как раз незадолго до смерти Тутмоса IV. Но об Эннане она тогда даже не вспомнила…

– Мне нужна твоя помощь, – выпалила без долгих предисловий Таусер.

Старуха усмехнулась:

– Я рада, что ты всё ещё нуждаешься во мне. Говори, с чем приехала… Можешь быть со мной предельно откровенна – я ведь, если помнишь, служила ещё твоей матери.