– Живот незаболит?

– Не заболит!Я тут уже месяц ем старые тортики, кексики, бутерброды… Ни разу нигде не болело!

Бедная Алина!Видимо, она настолько бедна, что даже не может покупать себе нормальную еду!Мне стало до того жаль новую коллегу, что даже расхотелось просить у нее денегна платье. Скорее пришло в голову дать немного своих.

– Голодаешь,да? – спросила я.

– Не! –Девушка, чавкая достала из пакета третье пирожное. – Просто сладкое люблю.Ну и не пропадать же добру! Ведь все даром, все списано. На халяву и уксуссладкий, как говорится! Наемся тут бесплатного, а дома уже ни покупать, ниготовить не надо! Вот гамбургеры, хорошо, всегда в обертках выбрасывают, бери –не хочу! Руку сунул в ведро – все твое. С пирожными сложнее…

«А у нее в горлевсе не слипнется?» – подумала я с отвращением, стараясь не представлять того,как Алина выуживает свою добычу из помойки. Тем временем любительница всегобесплатного подумала о том же, о чем я.

– Что‑топить захотелось! – сказала она.

Прильнула к щелкеприоткрытой двери, убедилась, что в пределах досягаемости нет менеджера, ивыскользнула наружу. Через несколько минут она вернулась с пятью маленькимикоробочками сока, спрятанными под рубашкой.

– Уф! Едвадонесла! – сообщила Алина, высыпая на лавку картонные кубики.

– Это что,тоже из мусорки? – спросила я удивленно, памятуя, что срок хранения соковдовольно большой.

– Да нет, этосо склада… – бросила коллега, допивая первый кубик.

– Со склада?А разве там можно их брать‑то?..

– Ну впринципе, нет. – И Алина открыла вторую коробочку. – Но ты никомуведь не скажешь?

Я чуть неподавилась своим бутербродом.

– Так это же…воровство!

– Ой, даладно! – Алина махнула рукой. – Подумаешь, несколько соков! Чего, утебя, что ли, взяли?

– Да нет… Новедь…

– Слушай, даплюнь ты на соки! – Коллега старательно запихала пустые коробочки подскамейку, а целые как ни в чем не бывало принялась укладывать себе врюкзак. – Вот, хочешь, один подарю?

Ну уж нет!Краденого мне не хотелось принимать даже в подарок.

– Может,лучше пятьсот рублей одолжишь? – решила я сменить тему.

Подумав несколькосекунд, Алина ответила вопросом на вопрос:

– А туалетыкому поручили? Тебе? Ну так, может…

Не дожидаясьрекомендации пойти проверить отхожее место, я встала со скамейки и отправиласьобратно в зал – работать.

Вошла – и чуть незакричала от неожиданности!

За маленькимстоликом возле окна сидел Гена. Мой Геночка! В кафе было немало народу, аИщенко расположился отнюдь не в самом заметном месте, однако я увидела его в туже секунду, как оказалась в зале. Вот что значит любовь!.. Впрочем, вероятно,так случилось просто потому, что остальных посетителей я попросту не замечала:с момента поступления на работу настоящими людьми стали казаться мне лишьколлеги, гости же воспринимались чем‑то вроде предметов труда, и, вобщем, не имеющих значения, как гамбургеры, швабры или подносы. Любопытно, чтораньше, когда я приходила в «Гуддэй» в качестве клиента, все было с точностьюдо наоборот: посетители меня интересовали, а вот персонал казался декорациями.

Напротив Гены былкакой‑то парень. На столе между ними размещалось здоровенное картонноеведро с жареными пельменями. «Неужели дети олигархов посещают подобныезаведения? – пронеслось у меня в голове. – Неужели они не гнушаются«Изрядными» во фритюре?»

Искать ответы наэти вопросы было некогда. Надо было срочно скрыться! А еще более срочно – найтиТаньку! Где она вообще?..

Татьянаобнаружилась в инвентарной – маленьком чулане, где хранились швабры и моющиесредства. Усевшись на край большой металлической емкости, представлявшей собойнечто среднее между раковиной, ванной и полом душевой кабины, она стирала какую‑тотряпицу.

– Ищенко!Там! За столом! – выдохнула я, влетев в чулан.

– Ага, явидела.

– И тыговоришь об этом так спокойно?

– А как мнеговорить об этом? – Танька усмехнулась. – Это же ты влюблена в этогоперца, а не я. Вот и подойди к нему, поздоровайся. Тортиком угости… Или ты ужесъела свою сегодняшнюю норму?

Каждому работникукафе в течение рабочего дня позволялось в качестве обеда употребить товара наопределенную сумму. Те, в кого фастфуд уже не лез, иногда угощали своей нормойзаглянувших в «Гуддэй» приятелей. Впрочем, мне сейчас было совершенно не доеды.

– Блин, ну,Тань, ты смеешься?! Хочешь, чтобы я подошла к Геннадию в этом прикиде?Ненакрашенная, без украшений, с этой деревенской косичкой и в клетчатойрубашенции?

– Сделаешьему сюрприз…

– Ага!Неприятный сюрприз! Я бы даже сказала, очень неприятный! Ищенко будет ввосторге, если узнает, что девушка, которую он пригласил на свидание, моеттуалеты в забегаловке!

– Да ладнотебе… Мы же не воруем. И не занимаемся чем‑то предосудительным.

Ох, ладно… Споритьс Танькой не хотелось, время уходило.

– Можешьпокрутиться около Гены и узнать, про что он говорит с тем пацаном? –спросила я. – А я за тебя тряпки постираю… Что за тряпки, кстати?

– Да столыпротирать! – Подруга сунула мне в руки мокрый ком и поспешила в зал.

Что ж, еслистирать медленно, тряпок должно хватить надолго, решила я. Надеюсь, до самогоухода Гены и его приятеля у меня будет благородный предлог не казать носу в зали не подвергаться риску быть увиденной. Я буду стирать до‑олго, до‑о‑олго,до‑о‑о‑олго…

– Эй, что тытут возишься? – раздался над головой голос Кати. – Забыла про туалет?У тебя там за три часа не расписано, а скоро уже полчетвертого! Да посмотри,какие грязные там раковины! Вымыла – и в зал! А тряпки подождут.

Делать былонечего. Вжимаясь в стену, стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее,закрыв лицо бейсболкой, я пересекла зал: уборная находилась в противоположномот инвентарной конце заведения. Прошмыгнула в зону своей ответственности,выдохнула, быстро прибралась и расписалась. Хм… а не остаться ли мне здесь вцелях безопасности? Час‑другой в кабинке общественного туалета – ничто посравнению с позором предстать перед Геной в роли уборщицы.

Сначала сидеть(вернее, стоять, бессмысленно пялясь на унитаз) в запертой кабинке гуддэевскогосортира было не так уж и скучно. Мысли о том, что жертва не напрасна и Генаникогда в жизни не догадается, что я работала убиралкой, зато сможет увидетьсвою суженую в фуксиевом платье, помогали. Потом стало уныло. Ноги затекли отстояния на одном месте. Обстановка кабинки окончательно опротивела: впрочем,как и бестолковые людишки, без конца стучащиеся в запертую дверь и пытающиесяоткрыть ее, несмотря на красный маячок возле ручки.