А еще женщины подстерегают его на террасах в стремлении женить на себе.

Ни одна из них до сих пор не говорила ему, что он груб, не пыталась отделаться высокомерным кивком и требованием, чтобы се отвезли домой.

Естественно, он повел экипаж мимо выхода из парка, намереваясь сделать третий круг.

— Прогулка закончится, когда я захочу, — отрывисто сообщил он. — А если пожелаю нанести вам еще один визит, кто меня остановит? Ваша тетушка? Не осмелится.

Генриетта ушам своим не верила. В начале прогулки граф сообщил, что не намерен тратить на нее драгоценное время.

— Вы омерзительны, — прошипела она. — Вам не более чем мне хочется продолжать прогулку. И я ни на йоту не верю, что вы захотите снова меня увидеть. Вы привыкли вести себя агрессивно, потому что вы… вы задира.

— Задира, согласно определению, это человек, который ради собственного удовольствия обижает тех, кто заведомо слабее его, — рявкнул Дебен. — Я никогда не пытался обидеть вас. Более того, все мои действия наделены вам во благо. Чем больше времени я провожу в вашем обществе, тем прочнее утверждаюсь в мысли, что вам требуется человек, который присматривал бы за вами. У вас, похоже, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Болтаете все, что приходит в голову, не думая о последствиях, к которым приведут подобные действия. Очертя голову бросаетесь в ситуации, выходящие далеко за рамки вашего понимания. Ваша наивность просто поражает.

— Вы единожды стали свидетелем моей импульсивности, — парировала Генриетта. — Поверьте, я глубоко раскаиваюсь, что вмешалась тогда… Нет, вообще-то нет… — Она вздернула подбородок и вызывающе воззрилась на Дебена. — Нет, вовсе я даже не раскаиваюсь. Я терпеть не могу мисс Уэверли и сомневаюсь, что когда-либо сумею полюбить. Но я не смогла бы дальше жить в мире с самой собой, если бы вы погубили ее репутацию, не подозревая даже, что я все видела и могла предотвратить, если бы проявила инициативу.

— Что вы сказали?

— Думаю, вы меня услышали. Для пущей ясности соглашусь, возможно, мои действия и показались вам наивными и необдуманными, но по крайней мере хороший результат налицо.

— О боги, теперь вы говорите, точно… пуританка. Словно вам с детства привили веру в существование некоего древнего кодекса чести с возрождения монархии.

— Меня воспитали с мыслью о том, что нужно всегда говорить правду, ценить честь и благопристойность. И в этом нет ничего необычного.

Дебен весело рассмеялся:

— Эти слова лишь подтверждают вашу наивность. Вы отчаянно нуждаетесь в защитнике. Я живу на свете гораздо дольше и вращаюсь в разных кругах, но до сих пор ни разу не встречал человека, который ставил бы подобные ценности превыше собственных корыстных интересов. Если бы вы не назвали мисс Уэверли кошкой, я бы не захотел иметь с вами ничего общего, ибо терпеть не могу ханжества и лицемерия.

— Я вовсе не ханжа! И не лицемерка! Я…

— Очень хорошо, — перебил Дебен. — В таком случае отпускаю вам этот грех. Грех, — горько рассмеялся он. — Да кто я такой, чтобы отпускать кому-либо грехи? Ведь если верить словам того, кто считает себя экспертом в этой области, я самый страшный грешник современности.

— Неужели? — Генриетта густо покраснела при упоминании ее опрометчивых слов и поспешно попыталась загладить грубый промах. — Я имела в виду… Ну, любой человек мог бы заявить то же самое.

— Викарий, по обыкновению, считает, что, стоя за кафедрой, он обладает некоторым влиянием. А поскольку он, так уж случилось, еще и мой брат, то без всяких угрызений совести публично порицает меня. Просто для разнообразия.

Для разнообразия? Генриетта нахмурилась.

— Если в его привычке… хм… прилюдно порицать вас, почему вы посещаете проповеди?

— Идиотское мнение о том, что мое присутствие на его первой проповеди в церковном приходе, где он служит за жалованье, сможет помочь нам заделать брешь в отношениях.

В действительности Дебен убедился, что семена ненависти, посеянные отцом, когда они с братом Уиллом были еще маленькими, пустили такие глубокие корни, что даже так называемых христианских чувств брата оказалось недостаточно, чтобы простить и забыть. Лицо Уилла перекосило от ярости, когда он распинался о прелюбодеянии и супружеской измене. Кульминацией проповеди стал злобный взгляд и заверение в том, что землю унаследуют лишь те, в чьих душах живет смирение.

Что ж, так-то оно так, но Уилл уж точно не унаследует отцовского состояния, несмотря на то что им с женой уже удалось зачать ребенка. Дебен понимал, что ему придется жениться и произвести на свет наследника, но нежелание оказаться до конца дней своих прикованным к женщине вроде его матери заставляло его мешкать.

О, эта женщина! У него могли бы быть настоящие братья и сестры, если бы она обладала хоть каплей благопристойности. Если бы потрудилась оградить хоть одного из своих детей от злобы отца, они сейчас могли бы по крайней мере относиться друг к другу с большей терпимостью. Однако предложение Дебена о мире, которое он сделал Уиллу на проповеди, было обращено против него.

Что ж, раз Уилл так жаждет войны, он ее получит. Дебен решил, что просто обязан немедленно забыть о своем отвращении к женскому полу вообще и женам в частности, его первоочередная задача — обзаведение потомством. Ему нужен всего один законный сын.

При виде выражения лица лорда Дебена у Генриетты екнуло сердце, и она сжала поручень, чтобы удержать руки при себе. Брат больно ранил его, прилюдно подвергнув осуждению. Мужчины не привыкли признаваться в том, что тоже способны испытывать боль. Но это, несомненно, объясняло, отчего граф вдруг подстегнул лошадей, принудив нестись с бешеной скоростью.

Она уперлась ступнями в подставку для ног, когда он направил экипаж в узкий просвет между двумя другими транспортными средствами. Генриетта была уверена, что они сцепятся колесами, но они благополучно разъехались в разные стороны. Генриетта закусила нижнюю губу, едва подавляя малодушное желание призвать его к осторожности. Он и без того уже обвинил ее в многочисленных недостатках, и она не собиралась давать повод заподозрить в ней присущую женщинам боязливость, иначе он в очередной раз презрительно хмыкнет, глядя на нее.

Презирая женскую привычку забиваться куда-нибудь в укромный уголок и плакать, мужчины вынуждены искать иные способы выплеснуть эмоции. Генриетте, к примеру, частенько приходилось наблюдать, как братья уходили пострелять, или подраться, или скакать на лошадях наперегонки с ветром.

— Вы можете с чистой совестью избавиться от меня, — провозгласила она, тайком крепче сжимая руками поручни. В таком случае, если они все же столкнутся с другим экипажем, она будет избавлена от позорной участи вылететь с сиденья и шлепнуться на землю, как мешок с зерном. — Я вовсе не считаю, что вы мне чем-то обязаны.

— Вот тут вы и ошибаетесь, мисс Гибсон. Я обязан вам гораздо больше, чем вы можете себе представить.

Его поиски жены не увенчались бы успехом, если бы скандальная история с мисс Уэверли получила огласку. Дебен не сомневался, что в любом случае нашлись бы женщины, готовые закрыть глаза на его далеко не благородное поведение, но происшествие с Генриеттой убедило его, что он скорее прострелит себе ногу, чем согласится связать судьбу с одной из них.