Невольно задумавшись, я попытался сравнить московское и питерское метро в плане энергетики. Я распустил свои энергетические щупы, вернее, то, что от них осталось, и попытался сориентироваться, прочувствовать ситуацию.

Энергетика сильно отличалась. Меня захлестнуло волной подавленности, горя, сумасшествия! Печаль, тоска, хандра – все в одном флаконе. Я даже пошатнулся и постарался уменьшить свою чувствительность. Да, этот город действительно построен на боли и страдании. Слишком много тут было пролито крови.

Все еще находясь под впечатлением такого необычного удара, я стал рассматривать пассажиров метро, точнее, их ауры. Они были бледненькими, маломощными, ничего выдающегося, ни одного бывшего мага. Правда, если быть честным, то и больных, энергетически ослабленных, выпитых до дна – не было. В Москве на один вагон метро наверняка бы нашелся хоть один подобный пострадавший. В Москве с этим без проблем – разозлят, выведут из себя, заставив истекать энергией. Потом выпьют, как стакан вина, не сознавая, что делают, и уйдут, оставив совершенно опустошенного человека. И все это – неосознанно. То начальник на подчиненного накричит, то в метро на ногу наступят, то дед какой-нибудь начнет буржуев проклинать да к молодым цепляться. Причем именно пожилые люди в основном этим занимаются – скандалят, кричат, злят нас, выводят из себя. Они – энергетические вампиры поневоле. Им просто своей энергии не хватает, вот они и заряжаются от других, как могут. Не все, естественно, но многие. А еще эти божий одуванчики могут и без ссоры воровать энергию – вроде просто смотрит укоризненно так, осуждающе, а потом целый день голова болит. Еще называют это сглазом. Бывает, что и не нарочно, просто завидуют втихую молодым, по-хорошему завидуют, но все равно тянут оделяло на себя.

Рассматривая ауры и размышляя на отвлеченные темы, вместо того чтобы думать о задании, я без проблем добрался до Василеостровской. Выйдя на улицу, стал искать бар «Пират». Евгений, по имеющейся информации, регулярно бывал там.

Несмотря на раннее утро, на улицах было много народа. Я несколько раз спрашивал дорогу к бару, и прохожие весьма доброжелательно мне ее указывали. Ни один не пожал плечами, ни один не фыркнул на меня. Правда, объяснения были довольно путаные, но все же мне удалось найти бар, причем относительно быстро.

Бар, или, скорее, кафе-бар, располагался на первом этаже обычного жилого дома. Даже не на первом этаже, а в полуподвале. В том, что это «Пират», я не сомневался – над входом развевался черный флаг. Я дернул дверь – открыто! Приятная неожиданность – я думал, такое заведение будет работать только с вечера.

Внутри было довольно уютно. Низкий потолок, приятная полутьма. Справа располагалась ярко освещенная барная стойка, за которой стоял бармен – крупный высокий мужчина, уже немолодой. Он был в белой рубашке и черной жилетке.

Вопреки моим ожиданиям в баре уже были посетители, хотя как знать, возможно, не уже, а еще. Пара столов была оккупирована стайкой молодежи, скорее всего, студентами.

Бармен кинул на меня быстрый взгляд, и я, поняв, что торчу у дверей, двинулся в зал. Сначала я хотел занять столик и спокойно посидеть, попить пива, но потом у меня в голове мелькнула одна дельная мысль, и я направился к стойке.

– Здорово, – бросил я бармену и, прежде чем он ответил, продолжил: – Женька сегодня не забегал?

– Женька? – удивленно переспросил бармен. – Какой Женька?

– Семенов, – беззаботно отозвался я, – чего-то его нет…

– Да он только часов в шесть будет, – растерянно отозвался бармен, – он раньше и не ходит.

– Черт! – сказал я и потребовал пива.

Получив «Балтику», что было наверняка очень патриотично со стороны бармена, я, не отходя от стойки, высадил кружку тремя глотками и расплатился.

Потом я просто вышел на улицу и остановился покурить. Внутри меня все пело – мой план сработал! Повезло. Даже и не рассчитывал на такое.

Я достал сигареты и закурил – мои трубки отдыхали в сумке, нечего их беспокоить для перекура. Затянувшись, я чуть не раскашлялся – быстро же отвыкаешь от этой гадости. Чтобы не торчать на виду у всех, я пошел в сторону метро, забирая влево.

Итак, я получил информацию о маге и вроде бы не вызвал подозрения. Это хорошо. Если бы я принялся расспрашивать бармена, вряд ли бы он мне что-то рассказал – обычно из таких людей информацию клещами не вытянуть.

Теперь я знал, что маг появится в баре вечером. Правда, на то, что мне удастся с ним поговорить сегодня, я не рассчитывал. Но двух дней мне должно было хватить. За это время можно поговорить с кем угодно. Пока же передо мной встала новая проблема – где болтаться до шести вечера? Питер я не знал, и куда деваться – совершенно не представлял. Правда, у меня были деньжата и документы – значит, не пропаду.

Я просто шел вперед, размышляя о том о сем, погода была хорошая – утреннее солнце щедро дарило мне свои лучи. Настроение было прекрасное. Я не утерпел, достал из сумки свою походную кукурузную трубочку, набил и закурил. Дымя на ходу, я шел вперед, рассматривая дома. Через некоторое время вышел к набережной. Нева. Вода непрозрачная, на вид жутко холодная. Но было в ней нечто притягательное, какая-то загадка. Некоторое время я просто стоял на набережной, покуривая трубку и смотря на воду.

На той стороне реки купался в лучах солнышка Исаакиевский собор. Его золотой купол напоминал мне шлем воина, который прилег отдохнуть. Я подумал, не сходить ли мне к этому храму, кажется, на него можно было забраться.

Я свернул налево и пошел к мосту. Солнце светило вовсю, и воздух был свеж. Плеск волн, их биение о гранитные берега органично вплетались в городской шум. Кто-то мне говорил, что в Питере солнечных дней не бывает, только пасмурные, унылые, со свинцовым небом. Чушь. Солнце жарило вовсю и сдаваться не собиралось. Правда, откуда-то налетал довольно свежий ветерок, заставивший меня поплотнее завернуться в джинсовку.

Я дошел до моста и остановился. Выбив трубку, я наскоро вычистил ее, так, по-походному, и стал разглядывать колонны напротив моста. Внизу была фигура то ли Нептуна, то ли тритона…

У моста я задержался. Мне хотелось увидеть, как разводят мосты перед кораблями, но потом вспомнил, что их разводят только ночью. Вздохнув, я пошел через мост. Делать было абсолютно нечего, куда девать время до вечера, я не знал. Решив не торопиться и не отходить далеко от метро, я двинулся в глубь города.

К Иссакию я не пошел, свернул налево – к площади около Зимнего. Шел я долго, не торопился. Людей, как ни странно, на улицах было много. На площади вокруг столпа было, например, не протолкнуться. Как я понял, в основном это были студенты, но попадались и вполне солидные граждане.

Не знаю, что они делали здесь в такую рань. Оглядевшись в поисках лавочек и ничего подобного не увидев, я двинулся по периметру площади, намереваясь всю ее обойти.

Сигареты, конечно, не трубка, на ходу они удобнее. Я медленно шел, ступая по камням площади, и пытался понять две вещи – как мне убить время до вечера и почему я чувствую себя не в своей тарелке. На первый вопрос ответ нашелся сразу – я решил ходить по городу, пока хватит сил, посидеть в ресторанчиках, попить пива. Со вторым вопросом было сложнее. Я сам не мог понять, откуда взялось это чувство тревоги и подавленности. Разве что этот город. Да, город давил мне на плечи, словно тяжелое мокрое одеяло, – мягко, но настойчиво. Обволакивал тревожной пеленой, мешая дышать, сковывая движения. Не знаю, что это было, но мне становилось все хуже. Ощущение угрозы витало в воздухе. Петербург. Здесь хорошо грустить, здесь тянет страдать, и онегинский сплин буквально разлит в воздухе. Это город грусти и печали, город несбывшихся надежд и умершей мечты, город слез. Здесь хорошо страдать и жалеть. В том числе страдать о своей загубленной карьере и жалеть самого себя.