осиное гнездо. На артефакте висела оплётка простой нити с биркой – пломбой королевского суда города Ромула.

Ахига принял у журналиста артефакт и вручил его Зигфриду.

– Держи и соври что-нибудь, сделай милость.

– Минуту, – сказала Лора, – вы знаете, что применение артефакта правды может происходить только с добровольного согласия допрашиваемого? Малейшая неточность в словах может быть расценена артефактом как ложь и мало того, что это подвергнет сомнению вообще всё сказанное, но и нанесёт человеку болевой ментальный удар, после которого он, возможно, утратит разум.

– Но вы же, Ваше Величество, в своё время пошли на такой шаг? – напомнил ей один из журналистов.

– То, что я тогда говорила, было слишком неслыханным, чтобы все в это поверили без артефакта, – ответила Лора.

– Осмелюсь напомнить, сейчас такой же случай, – возник вновь Марио, – Если выбирать между нашим предположением о том, что Зигфрид Дадиани всё это время скрывался в долине Гофер и подвергался экспериментам по омоложению и вашей версией, что он вернулся из другого мира, то первое выглядит намного более правдоподобным. И предупреждаю всех, что если сейчас Дадиани откажется подтвердить свои слова, мы будем и дальше настаивать на своём утверждении. Общественность имеет право знать всю подноготную известных людей наших стран!

– Сколько пафоса, однако, – заметил Зигфрид и вынутым откуда-то из-за пазухи кинжалом срезал нить с пломбой суда.

Освободив артефакт от оплётки полностью, он поставил его перед собой и положил на него руку. Через несколько секунд артефакт засветился ровным синим светом. Зал замер. Немного побледнев, Зигфрид начал говорить. Говорил он медленно, тщательно подбирая слова:

– За совершённые мною преступления я был приговорён к смертной казни путём изгнания в другой мир через портал. Там портал открылся в месте, похожем на пустошь Бисти нашего мира. В том мире обитают снюси, которые пытаются напасть на человека, когда видят его, а также багровые слизни. Я питался там сырой печенью слизней, и почувствовал примерно через полгода, что сильно помолодел. Я ни разу не видел там ни других животных, ни рыбы, ни птиц. Небо там всегда затянуто тучами, и солнце просвечивает только сквозь них, не причиняя снюсям заметного моему глазу вреда. Воздух там более сырой и прохладный, чем здесь. Из-за тяжёлых условий жизни я мечтал покинуть тот мир и поэтому отправился в аналог нашей пустоши Бисти.Я не знал, сколько мне придётся прождать открытия портала. Там, насколько мне известно, нет пресной воды поблизости, по меньшей мере, в радиусе двух километров. Я провёл в той пустоши более двух недель, надеясь на то, что откроется портал в другой мир и я успею в него выйти. Когда портал открылся, я успел добежать до него и переместить сюда одного багрового слизня.

Зигфрид перевёл дыхание. В принципе, он сказал достаточно, чтобы его слова считались правдой, а обвинения в иллюзорной постановке казни – ложными. Но он хотел большего – чтобы никто не усомнился и в его других словах. Поэтому, внутренне ещё более подобравшись, он продолжил:

– Я раскаиваюсь в совершении тех преступлений, за которые был осужден здесь, в том числе сожалею о своём нападении на королеву Ларен. Я отрекаюсь от своей бывшей фамилии в знак того, что теперь намерен прожить жизнь иначе. Я хочу помогать продлевать годы жизни и возвращать здоровье другим людям с помощью средств, полученных из печени слизней.

Зигфрид ещё несколько секунд подержал руку на артефакте, который по-прежнему светился ровным светом. Потом он снял с него подрагивающую ладонь и вытер её носовым платком. Артефакт погас и зал шумно выдохнул.

Имеющий не только бледный, но и весьма потрёпанный вид Марио Пилипейко, поправляя оторванный на плече рукав пиджака, разочарованно забрал артефакт со стола и вновь засунул его в портфель. Впрочем, потрёпанный вид имели все присутствовавшие журналисты после той баталии, которая тут сегодня разыгралась, однако это не помешало им начать выкрикивать вопросы. Тогда вновь поднялся Ахига и объявил, что право задать по одному вопросу предоставляется каждому по порядку, начиная от сидящего в первом кресле слева в первом ряду.

Посыпались разные вопросы, касающиеся, в основном другого мира, снюсей, порталов и, конечно, средства омоложения. Тут уж оправившийся от некоторого потрясения Зигфрид вдохновенно врал, расписывая ужасы своей иномирной жизни, непредсказуемости и ненадёжности перемещения через порталы и сразу заявив о своём сожалении, что невозможно осчастливить всё человечество, подарив каждому в этом мире долгую молодость и здоровье, как он мечтал.

Лора с Лероем только переглядывались, понимая друг друга без слов. Зигфрид блестяще лавировал в задаваемых ему вопросах, его ложь создавала у журналистов нужное ему впечатление и, однако, ни разу он не вынудил королей вмешаться и оспорить его слова, что они легко сделали бы, если бы им в какой-то момент это понадобилось. Журналисты же, после увиденного ими применения артефакта, по инерции верили каждому слову Зигфрида и строчили в своих блокнотах. Тон обращения их к господину Зигфриду стал очень уважительным.

Когда очередь дошла до корреспондента "Светского сплетника", Пилипейко умудрился задать сразу два вопроса:

– Не благодаря ли вашим лекарствам королева долины Гофер, как мы убедились, обрела способность к немыслимым для обычного человека акробатическим трюкам, и зачем вы соблазнили невинную девушку, которая имела несчастье первой попасться вам на глаза после вашего возвращения?

– Ах ты, прыщ хитрожопый! – поднялся вновь Ахига.

– Ваше Величество, – возмущённо обратился Марио к Лерою, – я официально жалуюсь вам на прилюдные оскорбления, которым я подвергаюсь от вашего советника!

– Ваша жалоба рассмотрена и признана несостоятельной, – тут же ответил ему Лерой с насмешкой, – Вы нарушили регламент, задав сразу два вопроса, поэтому слово "хитрожопый" здесь более чем уместно. Вторым же своим вопросом вы задели личность моего советника, поэтому его реакция вполне объяснима.

– Причём тут личность господина Вэя, когда я спросил Зигфрида, которому я всё равно ни на грош не верю, о девице, над которой он надругался и бросил?

Тут Сусанна, которая всё это время стояла в зале у входной двери, выбежала и, встав между столом с королями и журналистом, вскричала:

– Это кто надо мной надругался? Ты зачем на моего жениха наговариваешь? Сам выспросил у меня всё, я тебе доверилась, радостью поделилась, что у нас с Зигфридом большая любовь и мы скоро поженимся, а ты теперь тут всё переворачивать взялся? Братик! – обернулась она к Ахиге, – вот этого гада надо бить по морде, а