и тем же маршрутом каждый год. Он возвращается снова и снова, находя кристаллы, которые он оставил, изучая, сколько вреда они принесли людям. Он находит все новые кристаллы. Он находит из везде. Он ходит по лесам и прериям и время от времени он посылает что-то типа мысли, он знает как это делать. Она причиняет боль кристаллам. Когда они испытывают боль, он знает об этом. И он ходит вокруг пока боль кристаллов не приводит его к ним. Но в любом случае их вокруг много. Они похожи на гальку или комочек земли, пока их не очистишь.

— О, как ужасно! — Слезы сделали глаза Банни ярче. — Его следовало бы убить!

— Я не знаю можно ли его убить.

— Ты хочешь сказать, что он на самом деле один из тех предметов, которые создают кристаллы?

— А ты думаешь человек может делать то, что он делает?

— А, что он будет делать, если у него будет этот посредник?

— Он вымуштрует его. Те существа, которые созданы двумя кристаллами, являются тем, чем они думают быть. Людоед скажет посреднику, что он слуга; он должен подчиняться приказам. Посредник поверит ему и сам так будет думать о себе. При его помощи Людоед получит реальную власть над кристаллами. Он возможно даже сможет заставлять их совокупляться, и смотреть вместе сон о любой ужасной вещи, которую ему захочется. Он сможет распространить болезни и губить растения и отравлять все, пока на земле не останется ни одного человеческого существа! И самое ужасное в том, что кристаллы похоже даже не хотят этого! Они довольны и согласны жить как живут, создавая цветок или кошку время от времени, и думая свои собственные мысли, и живя той странной жизнью, которой они живут, какой бы она ни была, Они ничего не имеют против людей! Им просто все равно!

— О, Зи! И ты все это носила в себе годами! — Банни обежала вокруг стола и поцеловала ее. — Ой, маленькая, почему ты не рассказала кому-нибудь.

— Я не могла рисковать, милая. Подумали бы, что я выжила из ума. И кроме того — существует Горти.

— А что Горти?

— Горти был младенцем в приюте, когда туда каким-то образом попала игрушка с глазами-кристаллами. Кристаллы выбрали его. Все совпадает. Он рассказывал мне, что когда попрыгунчика — он назвал его Джанки — забрали у него, он чуть не умер. Врачи думали, что это какая-то разновидность психоза. Конечно, это был не психоз; ребенок был каким-то странным образом связан с женатыми кристаллами и не мог существовать вдали от них. Похоже, что было гораздо проще оставить игрушку с ребенком — это была уродливая игрушка, Горти рассказывал мне — чем попытаться вылечить психоз. В любом случае Джанки отправился с Горти, когда он был усыновлен — кстати этим Армандом Блуэттом, судьей.

— Он отвратительный. Он выглядит весь мягкий и — влажным.

— Людоед искал одного из таких существ, порожденных двумя кристаллами двадцать лет или больше, только он не знал этого. Самый первый кристалл, который он нашел был вероятно одним из пары, просто он не осознал этого. Никогда — пока он не узнал о Горти. Он догадывался об этом, но он никогда не знал до сих пор. Я узнала в ту ночь, когда мы подобрали Горти. Людоед отдал бы все, что у него есть на свете за Горти — человека. Не человека; Горти не человек и не был им с тех пор, как ему исполнился год. Но ты понимаешь, что я имею ввиду.

— И это был бы его посредник?

— Правильно. Вот почему, когда я увидела, что такое Горти, я воспользовалась шансом спрятать его в последнем месте на земле, где Пьер Монетр стал бы его искать — прямо у него под носом.

— О, Зи! Но ты ужасно рисковала! Он должен был узнать!

— Шансы были невелики, Людоед не может читать мои мысли. Он может уколоть мое сознание; он может позвать меня необычным образом; но он не может узнать, что в нем. Не так, как Горти сделал с тобой. Людоед загипнотизировал тебя, чтобы ты украла кристаллы и принесла их назад. Горти вошел прямо тебе в сознание и очистил его от всего этого.

— Я понимаю. Это было безумие.

— Я держала Горти при себе и постоянно работала над ним. Я читала все, что могла достать, и скармливала это ему. Все, Банни — сравнительную анатомию и историю и музыку и математику и химию — все, что по моему мнению могло помочь ему лучше узнать человеческую сущность. Существует старая латинская поговорка, Банни: «Cogito eugo sum» — «Я мыслю, следовательно я существую». Горти это сущность этой пословицы. Когда он был лилипутом, он верил, что он лилипут. Он не рос. Ему не приходило в голову изменить свой голос. Ему не приходило в голову применять то, что он знал о себе; он позволял мне принимать за него все решения. Он переваривал все, что узнавал в резервуаре, из которого нет выхода, и это никогда не касалось его, пока он сам не решил, что пришло время использовать это. У него абсолютная память, ты знаешь.

— А это что?

— Фотографическая память. Он прекрасно помнит все, что он видел или читал или слышал. Когда его пальцы начали отрастать — они были безнадежно искалечены, как ты знаешь — я держала это в тайне. Это было то, что рассказало бы Людоеду, чем был Горти. Люди не могут регенерировать пальцы. Однокристальные существа тоже не могут. Людоед бывало проводил часы в темноте, в зверинце, пытаясь заставить лысую белку отрастить шерсть, или пытаться приделать жабры Гоголю, мальчику-рыбе, воздействуя на них своим сознанием. Если бы хоть один из них был двукристальным существом, они бы самовосстановились.

— Мне кажется, я поняла. А то, что ты делала, было для того, чтобы убедить Горти, что он человек?

— Правильно. Он должен был идентифицировать себя всегда и во всем с человечеством. Я научила его играть на гитаре по этой причине, после того, как у него отросли пальцы, для того, чтобы он мог научиться музыке быстро и хорошо. Можно узнать больше музыкальной теории за год игры на гитаре, чем за три года игры на пианино, а музыка это одна из самых человеческих вещей… Он полностью доверял мне, потому что я никогда не позволяла ему думать самому.

— Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так говорила, Зи. Как в книгах.

— Я тоже играла роль, дорогая, — сказала Зина ласково. — Во-первых