Я прошелся по расчищенной дороге вдоль побережья. В глубине леса на деревьях светились фонарики, которые развесил Том. Снег пошел гуще и возле фонариков казался синим, зеленым, красным, желтым, фиолетовым… Если идти по дороге, прибудешь в «Жемчужную Лагуну», к Лайне.

Незачем мне туда ходить.

И все-таки смутное беспокойство гнало вперед. Мэй-дэй! Что я там потерял, в самом деле?

С тяжелым сердцем, я повернул обратно. Не то я делаю. Не то.

Справа, над морем, показались сигнальные огни — снижался маленький глайдер.

Когда я возвратился к гостинице, он уже стоял на площадке. На боку я увидел эмблему «Жемчужной Лагуны» — горка жемчуга и накатывающая на нее волна. Лайна вернулась? Но у нее машина куда шикарней.

Из глайдера вылез человек в меховой куртке с поднятым воротником. Свет фонаря лег на светлые волосы, на густые черные брови. Хэндс прилетел!

Улыбаясь, пилот сделал шаг навстречу. Новая маска скрывала шрам на лице. Доктор Ливси заставил Хэндса весь обратный путь ходить без биопласта и залечил-таки ему рану.

— Ну что, капитан Джим? — спросил пилот, пожимая мне руку. — Командуем «Адмиралом Бенбоу»?

— Больше нечем. К сожалению. Откуда вы?

— От сквайра. — Хэндс кивнул на глайдер: — Привез лисовину свадебный подарок. Прекрасная, почти новая машина переходит в его полную собственность, — объявил пилот с величавой торжественностью, передразнивая мистера Трелони. Затем стукнул по дверце: — Выходи, чего уж.

Дверца открылась, и наружу выскользнула Юна-Вэл. Настоящая. Без биопласта. В легкой курточке и брюках, заправленных в сапоги на шнуровке, в ажурной шапочке на волосах. Завитки цвета коффи льнули к щекам и красиво лежали на плечах. Это был парик — не могла же Юна-Вэл сохранить свои кудри под смоляной шевелюрой Джона Сильвера — но мне было все равно.

— Юна…

— Джим, — она несмело улыбнулась.

Красивая. Краше, чем на портрете, который я прихватил с борта «Испаньолы» и прятал у себя в комнате. Высокая, изящная, неожиданно хрупкая без биопласта. Под зимним небом, с которого сыпался алмазный снег, освещенная огнями «Адмирала Бенбоу», Юна-Вэл была до того хороша, что у меня перехватило горло.

— Джим, милый… — Она была рада меня видеть. Но рядом стоял Хэндс, и Юна не знала, что сказать.

Из-за пазухи у нее выглянул поюн. Глаза сверкнули — не потому, что Александр побывал у Чистильщиков, а потому, что он зверь.

— Джимах! — поприветствовал поюн бодро. — Я люблю тебя. Я с тобой.

Вскинув руки, Юна обняла меня за шею, прижалась теплой щекой к моей щеке.

— Джим, я тебе так благодарна… за все.

Придавленный поюн вякнул, вскарабкался ей на плечо и объявил:

— Юна-Вэл! Самый сумасшедший из всех навигаторов. — Слышно было, что это шутит Хэндс.

Я обнял ее — такую хрупкую, любимую, желанную. От ощущения ее упругой груди под тонкой курткой меня бросило в жар.

Юна провела ладонью мне по затылку:

— Ты весь в снегу.

Я поцеловал ее. Губы у Юны-Вэл были сладкие, но поцелуй оказался мучительным и горьким. Любимая — и не моя. Даже в моих объятиях — чужая.

Я отстранился — словно оторвал у себя кусок сердца. Юна не хотела меня отпускать, и ее руки остались у меня на плечах.

— Спасибо, что прилетели, — сказал я.

— Не за что, — отозвался Хэндс. Пилот смотрел на нас с Юной, прощая и наше объятие, и долгий поцелуй. Глаза у него были грустные. — Мы не одни. Скоро мистер Смоллет появится, и с ним еще трое.

— Мэй, Крис и Том Грей, — пояснила Юна-Вэл и стряхнула подтаявший снег с моих плеч.

— У-умница Кри-ис, — с добродушной насмешкой протянул поюн, повторяя подслушанное у мистера Смоллета, и напомнил: — Александр хороший. Умница Александр.

Я вспомнил, что я — хозяин гостиницы.

— Ужин? На десятерых, включая Шейлу и мою мать. В отдельном зале, при свечах?

Юна-Вэл и Хэндс замялись.

— Или вам подать в отдельный номер?

Юна с сожалением поглядела на часы.

— Боюсь, ужинать некогда. Мы прилетели рейсом с Баядерки, а он стартует обратно без пяти полночь. Нужно поторапливаться.

— Вздор, — заявил Хэндс. — Обратный рейс — не повод остаться с пустым брюхом. Где лисовин? Дайте, я хоть с ним повидаюсь. — Он зашагал ко входу в гостиницу.

Поюн скатился с плеча Юны-Вэл и пустился следом за пилотом.

— Рэль, я не пущу тебя! — выкрикнул он.

— Юна, что произошло?

Она зябко сунула руки в карманы своей тонкой, совсем не зимней курточки.

— У Александра дела со сквайром. Мы прилетели с ним… Мне было страшно его отпускать. Помнишь «Одиссей»?

Еще б я забыл. Экипаж «Одиссея» раскрыл тайну Чистильщиков на Острове Сокровищ и был уничтожен; один Джон Сильвер уцелел, потому что Юна-Вэл не пустила его на борт перед взрывом корабля.

Да и мы живы до сих пор только благодаря хладнокровию нашего капитана и изобретательности Криса Делла. Весь обратный путь Делл ковырялся в потрохах уже изрядно раскуроченного корабля, и к Станции «Испаньола» причалила как ни в чем не бывало. Постояла, сколько положено, и отвалила, держа курс на Энглеланд. Вероятно, станционные смотрители были удивлены тем, что наш безбилетный пассажир на Станции не сошел, однако претензий не предъявили. Чистильщикам виднее, где и когда покидать борт корабля, на котором они совершали невинную увеселительную прогулку. К тому же мистер Смоллет вел себя как обычный RF-капитан, вернувшийся из нормального рейса. А что мистер Эрроу побывал у Чистильщиков и возвратился от них куда раньше обычного, смотрителей не взволновало. Это личное дело богов — кого и когда отпускать на свободу. Планет-стрелок хотел разметать Станцию в пыль вместе со смотрителями, которые отправили нас на смерть в четвертом режиме, но капитан сказал: «Я не намерен гнить в тюрьме за убийство и тебе не позволю». Грей был сильно расстроен.

Юна-Вэл продолжала:

— Александр намерен биться за то, чтобы RF запретили. Повсюду и навсегда. Ребята его поддержат; они пойдут за ним в огонь и в воду… Но RF долго приносил слишком большие деньги, чтобы от него так вот, вдруг, отказались. Александру заткнут глотку прежде, чем его по-настоящему услышат. И остальным тоже. Джим, нет! — Юна-Вэл вскинула руки, заставляя меня молчать.

Я еще рта не раскрыл, но она угадала мысли.

— Даже думать не смей. И лисовина не пущу.

— Капитан Сильвер, кто вас спросит?

Ее красивые изогнутые губы дрогнули.

— Джим, ради женщин, которые вас любят, — ради твоей матери и Шейлы — я прошу: не надо. Мужчины всегда уходят на войну… от любимых и любящих… но эта война — не твоя. Ты ничем не поможешь. Тебя просто убьют, как и всех.