– Теперь она моя жена, – сдержанно улыбнулся Муса-Гаджи и сказал остальным: – Это ведь через него Ширали, да смилостивится над ним Аллах, передал, чтобы я завел каджаров в Аймаки.

– Выходит, он помог и всем нам, – сказал Пир-Мухаммад.

– Скорее, вы помогли государству Российскому, – ответил Калушкин. – Нам этот шах давно поперек горла встал. И воевать с нами намерение имел.

– Отчего же вы не поддержали нас? – спросил Муртазали. – А если бы шах победил?

– Не приведи господь, – перекрестился Калушкин. – Скажу лишь, что на Россию столько войн разом свалилось – шведы, турки… Вы уж поймите, сил пока недостает. К тому же царь – младенец, а вокруг трона смута – всяк хочет быть главным…

– Да, трудно вам, – кивал Хунзахский нуцал. – Только дагестанцам пришлось труднее. Надир залил нашу страну кровью.

– Однако же вы одолели этого злодея, – говорил Калушкин. – Везде ваш беспримерный подвиг за чудо почтут.

– У этого чуда слишком дорогая цена, – сказал Пир-Мухаммад. – И пусть русский государь знает, пусть помнит, кто остановил Надир-шаха.

– Не сомневайтесь, – заверил Калушкин. – Я – всему этому свидетель и в донесениях ничего не упущу. Такой помощи мы ни от кого не видели. Теперь судьба России крепко сплелась с вашею. Даст бог, будем добрыми друзьями.

– Наш разговор с Надиром еще не закончен, – сказал Муртазали. – Мы не успокоимся, пока не вышвырнем его из Дагестана.

– Бог в помощь, – сказал Калушкин. – Еще скажу вам, что звезда Надира меркнет. Война истощила его казну, в Персии ропот и бунты. Страна мечтает от него избавиться.

– Как и мы, – добавил Муса-Гаджи. – Жаль только, не смогли его убить.

– Я все же попытаюсь, – пообещал Муртазали. – Мои родители не могут быть пленниками этого мерзавца.

– Так вы, полагаю, Сурхай-хана сын? – догадался Калушкин. – Отважный Муртазали?

– Тут все отважные, – ответил Муртазали.

– А батюшка-то ваш, я примечал, держит сторону Надира лишь с виду, – сказал Калушкин. – Ночами не спал, все смотрел в горы, будто уйти хотел.

– А где он теперь?

– Полагаю, Надир увел его с собой, – размышлял Калушкин. – Но думается мне, если бы не ваша матушка, которая волею судьбы пребывает в Дербенте, хан Сурхай был бы теперь здесь.

– Они вернутся, – пообещал Муртазали. – Я вырву их из плена.

Калушкина проводили до дороги на Кумух, и он помчался догонять отступавшего шаха.

Муртазали отыскал брата, который все еще добивал врагов на Турчидаге, и поведал ему о своем намерении. Мухаммад горячо поддержал брата: если бы удалось захватить Надир-шаха, пока он не достиг Дербента, их родители были бы отомщены, а за освобождением дело бы уже не стало.

Когда Муртазали и Мухаммад собрали дружину, чтобы двинуться в погоню за Надир-шахом, их провожали все предводители.

– Да поможет вам всевышний, – сказал Хунзахский нуцал, прощаясь с Муртазали.

– Да исполнится ваше желание, – напутствовал их Пир-Мухаммад.

Глядя вслед удалявшимся братьям, люди думали о превратностях судьбы и подлости Надира.

Муртазали и Мухаммад со своей дружиной настигли отступающих каджаров на одном из перевалов. Там дорогу врагам преградили местные ополченцы, пока другие наседали с тыла. Братья вступили в бой и дрались, не щадя ни себя, ни врагов. Но Надиру с его многочисленной охраной удалось прорваться.

Изнемогавший от усталости и получивший несколько новых ран, Муртазали хотел снова кинуться в преследование, но вдруг почувствовал очень сильную боль в руке. За дни тяжелых боев он так ее натрудил, что она уже не могла ему служить.

Мухаммад уговорил брата вернуться, чтобы его вылечили кумухские лекари. Муртазали отказывался, уверяя, что, пока они будут догонять шаха, все заживет. Но за ночь рука сильно распухла, и ему пришлось послушаться брата.

Они вернулись в Кумух. Их встречали как героев, а они считали героями кумухцев, не покорившихся Надир-шаху и изгнавших его из Лакии вместе с другими горцами.

Лекари старались, делали все, что могли, но раны Муртазали не заживали. Через несколько дней Муртазали умер.

Проклиная все на свете, Надир-шах стремился поскорее покинуть ужасные дагестанские горы. Уходя от преследователей, каджары разбрасывали за собой золото и серебро, надеясь, что это поможет им оторваться от грозных мстителей. Но горцев не останавливали эти деньги, они думали лишь о том, как расправиться с заклятыми врагами. Повсюду кызылбашей ждали засады, обстрелы и камнепады. Объятые паникой, они несли потери в каждом ауле, в каждом ущелье, через которое проходили. Весь Дагестан поднялся против Надира, и каждый шаг шаха был оплачен кровью его воинов.

Калушкин, который молился на Турчидаге о победе горцев, теперь молился о том, чтобы его самого миновала пуля или стрела, которые беспрестанно сыпались на каджаров. Но о службе он не забывал. Сначала составил подробное донесение о том, как горцы сокрушили непобедимого доселе Надир-шаха, а затем принялся описывать, как уносили ноги каджары:

«И таким ускоренным маршем, который по справедливости за побег счесть можно, немалый вред себе нанес, ибо великое число в войске его хворые и пешие имелись, так же и те, у которых лошади были худы и за ним поспешить не могли. Таковые, оставаясь позади, все в руки неприятельские достались. От всего этого, а более всего от погрома, который учинили над ним горцы, его величество пребывал в трепете и страхе, а сверх того – плакал от злости и возводил хулу на самого Бога».

К каждому донесению Калушкин не забывал прибавить слова о том, как важна и полезна для России победа горцев над Надир-шахом, как это событие ослабит персидское влияние, о том, что с горцами, спасшими Россию от нашествия, замышлявшегося шахом, надобно верную дружбу иметь.

Кроме пленных, горцам досталась богатая добыча: оружие, палатки, ковры, украшения, сундуки денег, брошенные пушки и кони, не считая обозных верблюдов и мулов с навьюченным на них добром.

Трофеев было так много, что уже носились слухи, будто перед бегством Надир-шах закопал где-то на Турчидаге огромные сокровища, накрыв это место камнем с изображением подковы. Клад найти не удалось, но трофеев и без того хватило на всех.

Калушкин пытался в точности подсчитать потери Надир-шаха, но сбивался со счета и решил оставить эту опись до Дербента, куда еще надо было добраться живым.

В довершение ко всем своим несчастьям Надир-шах получил насмешливое письмо от Хунзахского нуцала Мухаммад-хана:

«Ты упрекаешь меня в том, что я не явился к тебе на поклон. Я воздержался от этого потому, что ожидал твоего прибытия к себе, чтобы принять и проводить тебя по нашему дикому горскому обычаю. Я слышал, что между тобою и нашими пастухами произошла драка. Уверяю тебя, что наши добрые воины не участвовали в этом, и я не мог бы допустить этого, ибо драться с пастушьим сыном подобает лишь пастухам. Именно поэтому, увидев в руках наших пастухов огромное количество персидских баб, пленных, верблюдов, мулов, лошадей и драгоценностей, наши добрые воины обвиняют меня в том, что им ничего не досталось. Для чего ты пришел к нам в горы и оставил здесь столько богатства? Не мы же имели дело с твоим братом, его убили джарцы. Он был человек такой же бешеный, как ты, и потерял свою голову в горах. Я советую тебе: иди скорее назад в Иран и больше не приходи к нам, а то мы тебя пошлем в пекло, чтобы ты мог там найти своего брата. Правда, мы слышали о твоих великих делах и вначале опасались тебя. Но твоя слава миновала. Теперь тебе самому видно, что ты не такой страшный человек, чтобы нельзя было справиться с тобой».