Меекханцы попытались снова, но на этот раз без разбега и атакуя в местах уже усиленной обороны. Увязли. То, о чем все говорили, оказалось правдой: эти сукины дети из рода Буйволов огромны. Этого невозможно было не заметить, особенно в прямом столкновении, когда всякий из защитников на полголовы — а то и на голову — выше атакующих, а их копья, бьющие над верхним краем щитов, все чаще попадали в щели между щитами повстанцев — и все чаще отдергивались, окровавленные. Трофейное же или импровизированное оружие тщетно искало лакуны в коноверинской стене. Мечи, мачете или просто наконечники копий на коротких рукоятях отскакивали от стены щитов.

— Отводи их! — Люка сам не знал, кому он кричит. — Проклятие, да отводи же их!

Весь опыт, приобретенный в имперской армии, подсказывал ему, что сейчас лучшее время: им не удалось разбить врага, людям в плотном строю переставало хватать дыхания, те, кто стоял в первых рядах, гибли один за другим, и не было смысла им умирать.

Кахель-сав-Кирху не глуп, и Люка почти сразу услышал свист сигнальных свистков.

«Отступаем!»

Атакующие отошли. Половина роты в строю, половина — уже разбежавшись, словно толпа селян. Но свистки сразу же отдали и следующий приказ.

«Дует ветер». «Дует ветер». «Дует ветер».

Матерь Милосердная!

Он бросился вперед, крича и бессмысленно размахивая мечом, а на предполье сделалось черно от легковооруженных. Камни снова застучали о щиты, дротики полетели вверх. Коноверинская пехота ответила оскорбительным смехом, потрясая окровавленными копьями. Эта «атака» уже не могла ничего изменить.

Если бы тут сражался один из имперских полков, разбитые роты использовали бы полученное время, чтобы отскочить, сомкнуть строй, набрать разбега и ударить снова. Но меекханские полки обучались от пяти до семи лет, прежде чем рисковали устроить такие маневры. А пехота восставших и так совершила без малого чудо, когда ей вообще удалось ударить «молотом».

Но атака пращников и метателей дротиков не была просто неразумным маневром. Ей следовало на несколько минут задержать появление магов в первой линии, дать пехоте время на отступление.

Тяжеловооруженные были ценнее.

Брякнули тетивы баллист, плечи механизмов описали полукруг, и сотня снарядов пролетела над их головами, падая на отступающие отряды.

От этого их ничто не сумело бы спасти.

Коноверинский четырехугольник, увидев это, засмеялся, а потом рыкнул. Низко, так, что, казалось, затряслась земля:

— Уру-у-уа-а-а! Уру-у-уа-а-а! Уру-у-уа-а-а!

Наверняка так ревели черные буйволы западных равнин, и при звуке этого рева даже стаи голодных львов покидали логова и убегали.

Но, замолчав, они не пошли в контратаку, не нарушили строй и не покинули позиции. Для такого были слишком умны и дисциплинированы.

Теперь свистки звали отступать легковооруженных. Те отошли, забрав с поля битвы раненых, обожженных и мертвых товарищей, их оружие и щиты — и даже стрелы баллист.

Утро осталось за армией хозяев рабов.

* * *

— Кха-дар, как поступим?

Йанне сжимал кулаки и уже в третий раз за несколько последних минут со значением глянул на снующих вокруг шатра вооруженных людей.

Ох. Сколько же звучало бессильного гнева в этом вопросе. И сколько глупого, злого нетерпения. Впрочем, показательным было уже то, что задавал эти вопросы Йанне-Птичник. Их обычно спокойный, флегматичный и невозмутимый Йанне.

Но ведь именно он, как бы не единственный из чаардана, не только слышал, но и видел, что происходит за холмом.

А если в его голове загуляли такие глупые идеи, дело было и вправду плохо.

Радужки юноши то и дело меняли цвет с серых на желтые и оранжевые. Он пользовался своим талантом Птичника вовсю — чтобы следить сверху глазами множества птиц за событиями внизу. Тех птиц, что уже начали собираться над полем боя.

Стервятники знали, что скоро начнется пир.

Когда же иной раз его глаза становились естественного цвета, карими, он начинал мучить Ласкольника. Но вопросы его выражали чувства всего их отряда.

Кха-дар? Делаем что-нибудь. Действуем. Оглушим стражников, захватим лошадей и уходим отсюда. Наши сражаются. Поможем им, кха-дар.

Словно бы несколько лишних сабель, пусть даже вместе с талантами такого командира, как Генно Ласкольник, да горсть запретных умений могли иметь хоть какое-то значение для этой битвы.

Они сидели в самой большой палатке, готовые к бою. Панцири, шлемы, оружие под рукой. Нияр поигрывал кинжалом, Кошкодур вынул саблю и оглаживал ее оселком. Все смотрели на Птичника, ставшего их глазами.

Кайлеан только раз попыталась отправить туда Бердефа. Это было ошибкой. Поле битвы, видимое с глазами призрака собаки, оказалось хаосом, наполненным смертью, болью, блуждающими потерянными душами и дикими потоками Силы, используемой коноверинскими чародеями. Кайлеан даже не могла понять, кто сражается. Лучше было удерживать Бердефа поближе к себе — на тот случай, если бы пришлось действовать.

Потому что, чтоб их всех демоны взяли, они сделают свой ход. Потому что они — чаардан Ласкольника.

Йанне кашлянул, прикрыл глаза.

— Их отбили, кха-дар, — произнес он то, о чем они и так все догадывались, поскольку шум за холмом стих, сменился ритмичным, победным криком коноверинской пехоты. — Снова.

— И отобьют еще много раз, парень. Они не выманят коноверинцев с их позиции.

Генно Ласкольник стоял — единственный из них, — опираясь на столб шатра. Во всей его фигуре, в том, как он сжимал губы, было заметно, что он напряжен не меньше других. Но сдерживал остальных, поскольку, как говаривал, командиру часто приходится быть уздой для своих людей.

— Но, кха-дар, может…

Йанне не закончил, просто снова мотнул головой в сторону выхода из шатра, где как раз проходили ленивым шагом два стражника. Этот их шаг, эта ленивая уверенность в себе только подтверждали то, что прекрасно знали остальные. Армия Белого Коноверина побеждала в битве.

— Нет, Йанне. Мы отсюда и шагу не ступим. Ждем, понятно?

Лея внезапно шевельнулась.

— Чего именно? Пока их поубивают?

Ласкольник с явственной злостью глянул на нее.

— Что, девушка, ты тоже? Сегодня, похоже, все хотят командовать. Мы сидим в центре коноверинского лагеря, не знаем, где проходит вторая и третья линия стражи, не знаем местности вокруг. Чего вы ожидаете? Что я пошлю вас на героическую смерть?

— Но…

— Никаких «но». Думайте. Проклятие, мне казалось, что я не брал в чаардан дураков. Как это выглядит сверху, Йанне?

— Эти жопы стоят, а наши истекают кровью перед их позицией, кха-дар. Кавалерия на левом фланге, похоже, ждет случая для контратаки.