от меня. И что-то подсказывало, что она не позволит её коснуться.

– Что ты такое говоришь, Эмма? Что произошло?

– Ты соврал мне, Джейсон. – Выплюнула Эмма мне в лицо. – Соврал и бровью не повёл. Заставил поверить, что что-то чувствуешь ко мне. Затащил в постель. А сам до сих пор встречаешься с Сид.

Молния шибанула меня в самое темечко и прожгла зигзагообразную дыру до самого сердца. Я уронил глаза на телефон в руке Эммы. Он дрожал в унисон с ней. Пятнадцать минут… Каких-то грёбаных пятнадцать. Так мало для того, чтобы добраться до соседнего дома. Так много, для того чтобы созвониться с Сид и узнать правду. Я и в правду верил, что моя ложь не всплывёт, как дохлая рыба жабрами кверху? Я ведь сам её и убил. Бабахнул по ней взрывчаткой и заколол острогой.

– Эмма, дай мне всё объяснить. – Взмолился я, ища хоть проблески надежды в её тёмных глазах, но она даже не смотрела на меня. Зелень в них обуглилась до черноты.

– Что бы ты ни сказал, это ничего не исправит, Джейсон. Я думала, что отыскала хоть что-то настоящее в этой жизни. Но и оно оказалось ложью. Эти два дня были ложью. Всё, что было между нами, было ложью.

– Нет! – Пусть она станет вырываться, пусть влепит оплеуху, пусть взорвётся и накричит, но не станет вот так бездушно говорить о том, что всё кончено. Будто ей безразлично то, как я говорил ей о любви, как целовал её в шею, как сплетал пальцы с её пальцами в неразрывный замок. Пусть делает, что хочет, но хотя бы взглянет на меня. И я схватил её за плечи. – Эмма, всё, что было между нами… было правдой. Было тем настоящим, что ты искала.

– Только всё это время ты всё ещё был с Сид. – С непоколебимой выдержкой, ровным как новый асфальт голосом говорила она. – Вынудил пойти на измену. Она ведь моя подруга, Джейсон.

– Я знаю…

– А ты знал, что она ждала от тебя признания в любви?

– Что?!

– В тот вечер, когда ты умчался в аэропорт. – Эмма с такой горечью улыбнулась, что я физически ощутил её муки. – Значит, ты чуть не признался в любви одной, потом выбрал удачный момент, чтобы признаться в любви другой…

– Да нет же, Эмма! – Тряхнул я её. – Не собирался я признаваться ей ни в чём! Я хотел расстаться, слышишь? В тот вечер я собирался бросить Сид, но позвонил отец и сообщил о маме. Я должен был лететь домой и не хотел сводить наше расставание к пятиминутному разговору. Хотел сделать всё, как следует, когда вернусь.

– И как, получилось? – Ядовито хмыкнула Эмма. – Получилось всё сделать правильно?

– Нет. Потому что уже несколько недель я боролся с чувствами к тебе, но так и не победил. Любовь – не самый простой враг. Я прятался в отношениях с Сид, чтобы заглушить боль от того, что ты с Уиллом. Я думал, вы счастливы. Не хотел мешать, ведь больше всего на свете хотел бы сделать тебя счастливой. Но когда ты сказала, что вы расстались… Я правда хотел сперва расстаться с Сид, а уж потом открыться тебе. Но мамин инфаркт…

– Значит, твоя мама всему виной?

– Ты переворачиваешь всё с ног на голову, потому что злишься на меня! – Закричал я от отчаяния. – И я понимаю твои чувства. Но клянусь, я не желал сделать больно ни тебе, ни Сид. Между нами ничего не может быть, потому что я ничего к ней так и не почувствовал. А к тебе…

Я перестал метаться и попытался пробраться взглядом к самому сердцу Эммы.

– А к тебе я столько всего чувствую, что меня разрывает! Это ты называешь ненастоящим?! Да я впервые в жизни кого-то полюбил! Из всех женщин мира я полюбил ту, которая отравила меня пирогом, из-за которой меня поколотили, которая насмехалась надо мной и всегда ставила на место! Нет, Эмма. То, что между нами – самое настоящее, что было в моей жизни.

– Но ты соврал… Ты знал, что измена Гэбриэла разбила мне сердце. И поступил точно так же с Сид, сделав из меня вторую Серену Ван Мейер.

– Да, прости. Прости. Прости! – В третий раз вышла не просьба, а настоящий вопль. Я схватился за голову, не веря, что эти два дня закончатся вот так. – Я идиот. Скотина. Я соврал тебе и всё это время врал Сид. Но ты никогда не станешь второй Сереной Ван Мейер. Ты самая светлая и чистая из всех, кого я знаю!

Я почти упал на колени перед Эммой, сжимая её руки в своих.

– Первым делом, как я вернусь в Эл-Эй, я объяснюсь с Сид. Я всё исправлю.

– Слишком поздно, Джейсон. – Если бы звуки были видимы, осязаемы, то голос Эммы остался бы прозрачным. Она говорила так, будто я для неё больше не существовал. – Бабушка всегда говорила. Тот, кто обманул однажды, обманет снова. Я не хочу больше быть обманутой, Джейсон.

Каждый капилляр в моём теле разорвался, и кровь хлынула фонтаном. Я наполнялся изнутри кровавым месивом, как бокал – вином. Но Эмма не хотела его пить.

– Уходи. – Тихо сказала она. – Прошу тебя, уходи.

Пятнадцать минут, и женщина, которую я полюбил, выставляла меня вон. Если бы я не погнался за этой чёртовой кошкой, если бы не выронил телефон в сугроб уже во второй раз, Сид бы позвонила мне. Не Эмме.

Но, конечно, Мейси ни в чём не виновата, а мне бы лучше посмотреться в зеркало, если я хочу увидеть козла отпущения. В череде «если» самым важным было: если бы я не соврал Эмме о Сид. Это «если» – самое правильное.

Без единого «прощай» или «дай мне время», Эмма просто прошла сквозь меня призраком и закрыла дверь на террасу. Рисование успокаивало её, но можно было даже не надеяться, что через двадцать минут вождения кистью по холсту, она выскочит оттуда на крыльях любви и скажет не уходить. Позволит остаться. Стекло задребезжало, когда хлопнула дверь, и это было самое отчётливое «прощай», что я когда-либо слышал в жизни.

Я тихо подошёл к окнам, что выходили на террасу, и попросил время остановиться. Запомнить плавные линии её спины и каждый рожок кудрей. Эмма сидела ко мне спиной и глядела то ли на мольберт, то ли на хлопья снега, бушующие в безумном танце. Пять минут ушло на то, чтобы собрать кое-что из вещей в спортивную сумку и уйти, как того хотела Эмма.