ВФ: А в Тбилисском университете разве не было математики?

КБ: Понимаете, это большой государственный университет, который сильно пострадал от неудачного leadership…

ВФ: То есть он был дискредитирован.

КБ: Сейчас там получше, но ректор опять слабый. Мой недруг большой. Бывший министр экономики при Шеварднадзе.

Это же все очень просто. Кто лучше всех из выпускников школ сдает экзамен по математике? Берете первую сотню. Смотрите, куда они поступили. И видите, что на механико-математический факультет [ТГУ] поступало, может быть, два человека из первой сотни. Остальные поступают на бизнес, на экономфак того же университета, потому что это дешевая версия бизнес-образования. Пара человек на физику.

Мы создали школу математики и компьютерных наук, Math and Computer Sciences, смогли привлечь несколько сильных математиков и стали объяснять абитуриентам, что математика не только интересна, но и денежна. Мы просто конкретно рассказывали про зарплаты, и не где-то, а в Грузии, которые платят ведущим software инженерам в банках, компаниях и даже на госслужбе. Они зарабатывали больше, чем те, кто занимался в тех же банках бизнесом, – я, конечно, не беру президента банка.

Мы были первые, кто начал очень активную кампанию по привлечению студентов: ездили в школы, приглашали к себе. Сейчас уже многие это делают. Когда в 2010 году мы закончили прием в новую школу, один из студентов, которые учились в бизнес-школе, согласился потерять год и перешел со второго на первый курс.

ВФ: Образование во всех школах у вас платное?

КБ: В Грузии все образование платное. Сейчас в рамках борьбы с нами министерство придумало, что в государственных вузах несколько факультетов могут быть бесплатными. Но это сделано очень топорно, плохо, и конкуренцию эту мы особо не ощущаем.

ВФ: Сколько стоит год обучения?

КБ: 800–900 долларов.

ВФ: Независимо от школы?

КБ: Небольшая разница есть, но в целом – так. Но наша система позволяет учиться, даже если у вас нет денег. Во-первых, у нас есть scholarship’ы для особо выдающихся людей – для тех, кто лучше всех сдал экзамены и так далее. Для физиков и математиков у нас есть благотворительный фонд (половину денег дали мы, половину – собрали).

ВФ: Какой масштаб расходов?

КБ: Физиков у нас мало. А математикам, как потом оказалось, это особо не нужно, потому что они уже со второго курса начинают работать. Значительное число студентов после второго курса переходят в другой университет, чтобы время не тратить, потому что у нас нужно очень сильно учиться. Их талант и то, что они уже выучили, дают им возможность хорошо зарабатывать, поэтому они отказываются от завершения у нас формального образования. Уходят куда-нибудь, где легко получать образование, и работают-зарабатывают. Думаю, у нас нет ни одного студента-математика третьего-четвертого курса, который не зарабатывал бы. Некоторые зарабатывают очень серьезно – несколько тысяч долларов в месяц.

ВФ: Такую работу трудно совмещать с серьезной учебой, согласитесь.

КБ: Эта специфическая работа не связана с количеством времени. Кому-то для решения задачи нужно шесть часов в день в течение месяца, а тебе достаточно 20 минут. Это же не яму копать. Кто-то копает за сорок минут, кто-то копает за час, кто-то за полтора часа. А тут ты просто решаешь задачу.

Один из наших лучших студентов-математиков первого выпуска работает в Калифорнии. Он еще и выбирал, где работать, было много предложений. И он выбрал относительно небольшую компанию, потому что решил, что как раз там больше перспектив. В Грузии он тысячи две-три зарабатывал, очень хорошо учился при этом и еще вел семинары на начальных курсах. Но этот человек близок к гениальности.

ВФ: Получается, вы подорвали не только традиционную модель образования, но отчасти и свою собственную.

ВФ: Да, конечно. Я посчитал, что мы должны в этом направлении работать, пока не изменим качественно состав поступающих на бизнес – не в худшую, естественно, а в лучшую сторону. Это должны быть умные люди, но не должно быть людей, которые предпочли бы получать математическое образование.

ВФ: Вы этой цели достигли?

КБ: Нет. В математическую школу у нас прием не очень большой, и мы по-прежнему принимаем таких ребят на бизнес. Физиков мы принимаем только 14 человек.

ВФ: Сколько народу поступает в Свободный университет?

КБ: В этом году – 400 человек. Свободный университет – это школа бизнеса, школа международных отношений, школа права, математики, физики, управления и социальных наук. В этом году добавилась школа изобразительного искусства и дизайна.

И у нас же еще Аграрный университет.

ВФ: А где у вас запущена программа liberal arts?

КБ: Ближе всего к ней школа управления и социальных наук. Классическая программа liberal arts – в Аграрном университете. Первый прием тоже был в этом году. С древнегреческим, перформансом, большим количеством риторики.

ВФ: В Тбилисском университете ведь есть кафедра классической филологии?

КБ: Конечно. Очень даже хорошая. Но сейчас на классической филологии учится от одного до двух человек в год. Трое из их числа работали или работают у меня. Декан школы социальных наук – классический филолог. Он защитил докторскую в Оксфорде, но от этого не перестал быть классическим филологом.

Человек, который создал программу liberal arts в Аграрном университете, по первому образованию – архитектор, магистерскую делал по истории средних веков в Будапеште, а докторскую сейчас защищает по театральному искусству. Он считает, что все, что в мире случилось начиная с 1793 года, выеденного яйца не стоит. Однажды он пришел ко мне и говорит: вам нужно создать школу классической филологии. Я даже не сразу понял, о чем он.

ВФ: Но в итоге вы создали нечто очень похожее.

КБ: Да, как-то так мы эту программу и продаем. Мы объясняем, что это фундаментальное образование, что его получали очень успешные люди – Тед Тернер, Рональд Рейган и так далее, и так далее.

ВФ: Половина Государственной думы дореволюционной…

КБ: Оказалось, что очень многие выпускники вальдорфской школы хотят там учиться… И там программа такая: латынь, древнегреческий, санскрит, риторика, перформанс, музыка, логика.

Мне в «классической филологии» важна не «филология», а «классическая». То есть правильные liberal arts – это изучение источников человеческой цивилизации.

ВФ: Сократ – наш современник.

КБ: Я бы сказал, что Сократ и Аристотель – не наши современники, они современники следующих поколений. Современники будущего. Особенно хорошо я это понял, когда занимался бизнес-образованием. Все эти фуфельные бизнес-книги с их миллионными тиражами – это пересказ одной-двух фраз Аристотеля. Серьезно.