Дождь немного ослаб, слава богу. И даже крошечный кусочексолнца прорвался сквозь тяжелые серые облака – как раз достаточно, чтобызасверкали брызги!

– Теперь, доктор, возьмите это, – сказалаМэри-Джейн, когда он садился в машину.

Это был толстый конверт, полный банкнот, и, насколько емуудалось увидеть, пока она их пересчитывала с помощью большого пальца, все этобыли новенькие двадцатки. От удивления у доктора округлились глаза: там былацелая тысяча!! Мэри-Джейн захлопнула дверь и побежала вокруг на другую сторону.

– Слушай, здесь слишком много денег, Мэри-Джейн, –сказал он, но тут же принялся мысленно перечислять: агрегат для прополки,газонокосилка, новые садовые ножницы для стрижки кустов и цветной телевизор«Sony». А главное – нет никакой причины указывать все это в налоговойдекларации.

– Ох, заткнитесь и возьмите их! – Мэри-Джейннетерпеливо поморщилась. – Выйдя из дома в такой день, вы их полностьюзаслужили.

Опять ее юбка поползла вверх по бедрам. Но та, что сиделарядом, не могла идти ни в какое сравнение с пламенной прелестью страннойдевушки, оставшейся там, наверху. Как было бы приятно прикоснуться руками кчему-то подобному хотя бы минут на пять, к созданию с такими длинными ногами!

«Успокойся, ты, старый дурень, не то заработаешь инфаркт».

Мэри-Джейн включила задний ход, колеса закрутились на мокромракушечнике дороги, а затем лимузин совершил опасный поворот на сто восемьдесятградусов и направился к знакомым рытвинам.

Доктор оглянулся на дом еще раз: огромное строение с прогнившимиколоннами, возвышающееся над кипарисами, погрязшее в этом мерзостном, затянутомряской болоте, плещущемся до середины окон. Он устремил взгляд на дорогувпереди, радуясь, что выбрался оттуда!!

Дома крошка-жена Эйлин встретила его вопросом:

– Что еще ты там видел в Фонтевро, Джек?

А что он мог ей рассказать? Уж конечно, не о тех трехпрелестных молодых женщинах, которых он встретил под крышей старойразвалюхи, – уж это точно. И не о пачке двадцатидолларовых банкнот вкармане…

– Мы решили, как будем идентифицировать себя передлюдьми.

Мы «превратились» в некое древнее племя под названием пикты.Они отличались высоким ростом. Но ведь мы вышли из северных стран, где людивырастают высокими, и страстно мечтали жить в мире с другими, чтобы никто насне беспокоил.

Конечно, мы должны были прийти к таким выводам постепенно.Слово вырвалось прежде, чем мы приняли такое решение. Сначала наступил периодожидания, в течение которого мы не принимали в долине никого из чужих. Затем мыстали пропускать через долину случайных путешественников и получили от нихмного ценных знаний. Затем мы осмелились выходить за пределы долины, объявляясебя пиктами и предлагая дружбу – какая возникает между просвещенными людьми –тем, с которыми встречались.

Через некоторое время вопреки легенде о Талтосе, котораявсегда была распространена и всякий раз получала новое подтверждение, когдалюди ловили какого-нибудь беднягу из нашего племени, хитрость дала свои плоды.И наша безопасность укреплялась не в результате успешных схваток с людьми, ачерез постепенную интеграцию с человеческими существами.

Мы были гордым и уединенным кланом Доннелейта, но другиемогли рассчитывать на гостеприимство наших брошей. Мы редко заводили разговорыо своих богах. Мы не поощряли расспросов о наших внутренних обычаях или о нашихдетях.

Но мы жили как аристократы: соблюдали законы чести игордились своей родиной.

Такая жизнь вызывала к нам уважение. И наконец, с открытиемгостеприимных дверей долины, новые знания впервые стали поступать к нам непосредственноиз внешнего мира. Мы быстро обучились шитью и вязанию, в том числе вязаниюловушек для одержимых Талтосов. Мужчины, женщины – все умели вязать. В концеконцов мы стали вязать днями и ночами непрерывно. Мы уже не могли остановиться.

Единственным средством оторваться от этого занятия былообратить внимание на какое-нибудь другое ремесло и овладеть им. Работа сметаллами. Мы обучились и этому. И хотя мы изготовили несколько больше, чембыло необходимо, фальшивых монет и наконечников для стрел, тем не менеекакое-то время мы были увлечены этим занятием.

Нам открылось искусство писания. Другие люди началипоявляться на берегах Британии, совсем не похожие на неотесанных воинов,уничтоживших наш мир на равнине. Они умели писать на камне, на глиняных плиткахи на овечьих шкурах особой выделки, позволявших хранить написанное и придаватьему прекрасный вид.

Надписи на камнях, табличках и свитках пергамента были налатинском и греческом языках! И мы впервые узнали об этом от наших рабов, кактолько поняли чудодейственную связь между знаками и словами. А потом,позже, – от странствовавших ученых, пришедших в долину.

Естественно, это стало навязчивой идей для многих из нас, вчастности для меня самого, и мы читали и писали непрестанно: переводили нашродной язык, который был гораздо древнее любого в Британии, в письменные слова.Мы создали рукописный шрифт, названный Огамическим письмом,[23]и с его помощью создавали свои тайные рукописи. Вы можете встретить такиенадписи на множестве камней на севере Шотландии, но по сей день не нашлосьникого, кто мог бы прочесть их.

Наша культура, имя, которое мы приняли как народ пиктов, инаша письменность продолжают и поныне оставаться неразгаданной тайной. Причинуэтого вы знаете: гибель культуры пиктов.

Откровенно говоря, иногда я сам удивляюсь, куда пропали этисловари, над составлением которых я так усердно трудился, работая целымимесяцами без остановки, за исключением нескольких часов, когда падал отусталости для короткого сна или когда принимал пищу.

Они были спрятаны глубоко под землей, в земляных домах,построенных в долине, в совершенно недоступных местах, на случай есличеловеческие существа снова сметут нас. Были также спрятаны многие рукописныематериалы на греческом и латинском языках, которые я изучал в те ранние дни.

Другая великая ловушка, которой мы не избежали, привела насв восторг: это была математика. Несколько книг, попавших к нам, содержалигеометрические теоремы, усадившие нас на целые дни для разговоров и рисованиятреугольников на грязной земле.