По ночам, в те редкие минуты, когда стихали перестрелки, Хантер, лежа на земле рядом со своими бойцами, смотрел на низкие звезды. Время от времени по бархатно-черному небосклону чиркали метеоры, надо было успеть загадать желание, пока таял космический след, и это ему почти всегда удавалось.

— Домой! — всякий раз шептали его сухие губы.

Приглядевшись к своим парням, он понял — и они думали о том же, их губы шептали те же слова!

Ночью советская дальняя авиация наносила массированные бомбовые удары с многокилометровой высоты по целям, находившимся за горными хребтами, — очевидно, по данным наземной разведки. Но кто и каким образом наводил «дальников» на эти цели, оставалось неизвестным. В ночи за десятки километров были видны апокалиптические картины: с неба спускались гигантские световые поля, гремели разрывы невероятной силы, словно где-то лопались исполинские аэростаты, сине-малиновые зарева вставали над хребтами, а сейсмические волны, в считаные секунды преодолевая огромные расстояния, сотрясали почву под ногами…

Возвращаясь утром «на базу», десантникам приходилось объезжать огромные воронки, которых накануне еще не было и в помине, — в них запросто мог укрыться танк…

В одну из таких мистических ночей погиб «счастливчик» Челак вместе со всей своей родней и кишлаком Дувабад. Дальняя авиация на этот раз использовала так называемую «Клару Цеткин» — так какой-то остряк прозвал девятитонную бомбу-монстра, доставляемую к цели на внешней подвеске бомбардировщика. Эти «Клары» клепали еще в конце войны до появления ядерного оружия, предполагая разрушать ими города Западной Европы.

Ошибка в целеуказании дорого обошлась жителям Дувабада — вершина небольшой горы, господствовавшей над кишлаком, от сотрясения, вызванного сильнейшим взрывом, сместилась и поползла вниз, стерев кишлак вместе со всеми жителями с лица земли и перекрыв небольшую речушку, протекавшую в долине. Неделей позже только гладь недавно образовавшегося озера молчаливо напоминала об этом ночном рейде Дальней авиации…

А таймер обратного отсчета продолжал делать свое дело, и уже ничто не могло ему помешать. Наконец настал день, когда комбат, на радостях хлопнув замполита по плечу, скомандовал:

— Уходим, Шекор-туран! По машинам!!!

Колонна десантно-штурмового батальона тронулась в путь последней из всех советских войсковых колонн в недавней Зоне ответственности «Юг», когда в окрестных трех провинциях шурави уже не было вовсе. Начался настоящий исход: нескончаемые километры марша на Север — в зное и безводье, с то и дело вспыхивающими перестрелками, с минами и фугасами, подстерегающими на дороге и ее обочинах. За последний месяц десантники превратились чуть ли не в роботов, все чувства и мысли отступили на задний план перед одной-единственной целью — ДОМОЙ!

Таймер обратного отсчета приближал конец войны, а БМП капитана Петренко тем временем несла его к границам родной страны. Через пару сотен километров напряжение спало — в северных провинциях Афганистана все еще дислоцировались советские войска, которым предстояло находиться здесь до февраля будущего года. Да и физически стало легче: по мере продвижения к северу дневная температура упала больше чем на десять градусов. В Шинданде передали местной «махре» часть техники, отправив в Союз по воздуху всех «дембелей», которые и так переслужили в Афгане, уволившись в августе вместо марта. Люди немного успокоились, хотя расслабляться было еще рано — впереди лежала провинция Герат с ее печально известной «зеленкой», в которой погиб экипаж БМП под командованием Кузнечика.

Под Гератом судьба подарила неожиданную встречу. Возле очередного «отстойника» капитан заметил сидевшего на броне бэтээра своего однокашника и друга по училищу — Олега Савинова. «Крайний» раз они виделись на Кабульской пересылке, где и отпраздновали Санино двадцатипятилетие.

За полчаса, имевшихся в их распоряжении, друзья успели переговорить обо всем. Афганская судьба Олега сложилась гораздо ровнее, чем у Сани, — он так и остался замполитом мотострелковой роты, честно отмотав свои девятнадцать месяцев на охране трубопровода и получив Красную Звезду и медаль «За боевые заслуги». Ранения и контузии, к счастью, миновали его.

Олег, хорошо знавший окраины Герата, проинструктировал друга, на каком участке можно с большой вероятностью ожидать нападения «духов». А на прощание преподнес царский подарок — по команде старшего лейтенанта старшина его роты вынес «на дорожку» десантникам полный солдатский термос свежего, еще теплого самогона-первача.

— Ну, будем, комбат! — провозгласил Хантер, наполнив почти до краев солдатскую кружку. — Будем, друзья! — повернулся он к командирам подразделений. — Если сумеем добраться до Турагунди — все останемся жить, а нет — значит, такая у нас судьба!

Четыреста граммов теплого шестидесятиградусного самогона, запитые столь же теплой водой, не возымели никакого действия — до такой степени были натянуты нервы.

Герат и его окрестности удалось миновать, не встретив огневого сопротивления. К перевалу, господствующему над Гератской долиной, также добрались без боя, но одна из БМП сорвалась в ущелье — смертельно уставший механик-водитель не справился с управлением. К счастью, обошлось без жертв, только одного сержанта, сильно травмированного, пришлось отправить «вертушкой» в Шиндандский госпиталь.

А таймер обратного отсчета считал уже не только время, но и расстояние — километры и даже метры, которых также оставалось все меньше.

В конце концов колонна достигла перевалбазы в Турагунди — конечной точке маршрута капитана Петренко, растянувшегося на полтора года и на десятки тысяч километров. Но и здесь передышки не получилось: не прошло и часа после прибытия, как комбат собрал офицеров батальона на совещание.

— Товарищи офицеры! — объявил майор. — Разведка Погранвойск КГБ СССР докладывает, что в райне форта Зюльфакар, — он показал точку на карте, — замечена подозрительная активность душманов. Полагаю, противник имеет намерение испортить нашей бригаде завтрашний праздник по случаю пересечения границы СССР, устроив набег на перевалбазу. Командир соединения поставил нам задачу — окружить форт и уничтожить противника.

Затем Дядя изложил свой план: под покровом темноты одна из рот скрытно, повзводно, входит в форт, уничтожая по пути басмачей, остальные подразделения батальона на броне окружат Зюльфакар внешним кольцом, действуя в зависимости от обстановки, поскольку количество басмачей, их вооружение и планы совершенно неизвестны.

Оставалось самое сложное — какой из рот идти штурмовать таинственный форт? Все молчали, переглядываясь. Вот он — последний бой… В глазах офицеров не читалось ни малейшего желания рисковать головой, потому что не далее как завтра, в десять ноль-ноль по туркменскому времени, колонна бригады под развернутым Боевым Знаменем должна торжественно выйти с территории Республики Афганистан на территорию Союза.

И тогда замполит, с трудом преодолев вязкий страх, решил по-своему помочь командирам рот.

— Я иду, комбат! — твердо выговорил Хантер. — С любой ротой, которая выдвинется на штурм форта.