* * *

Через два дня после телефонного разговора с братом Майлз сидел в рыбной харчевне в бухте Винъярда за столиком у единственного окна, потягивая кофе. Из-за инспекторской проверки в школе Тик сегодня училась только полдня. Когда Майлз поднял глаза от кофейной гущи, его посетила сногсшибательная галлюцинация. По улице по направлению к харчевне с видом человека, прекрасно знающего, куда он идет, топал Макс Роби, а ведь ничего подобного он знать в принципе не мог, поскольку, по сведениям Майлза, его нога никогда не ступала на этот остров. Отец двигался по противоположной стороне улицы, но примерно на середине квартала перешел на другую сторону, словно был в курсе, что его сын на острове (что невероятно), и даже точно знал, в каком именно месте. Но так как открывать тайну местопребывания Майлза с дочерью Максу никто бы не стал, следовательно, он ничего и не знал, тем не менее Майлз удивился, когда отец прошел мимо входа в харчевню. И затормозил, только когда Майлз постучал по оконному стеклу.

Макс Роби, до недавнего времени обитавший в Ки-Уэст, штат Флорида, не заставил себя долго ждать, мигом усевшись за столик напротив сына, до недавнего времени обитавшего в Эмпайр Фоллз, штат Мэн.

– Ты меня доконаешь, – сказал Майлз.

– Я смекнул, где я непременно на тебя наткнусь. – Макс был очень доволен собой.

– Смекнул?

– Ну, может, и не сразу, – сдал назад Макс, хотя явно не понимал до конца, в отличие Майлза, сколь ничтожны были его шансы.

– Папа, мы живем на другой стороне острова. – В голосе Майлза уже слышалось раздражение, а ведь они только начали разговаривать. – В город я почти не выезжаю, разве что за продуктами. Сегодня я впервые зашел в ресторан и по чистой случайности оказался за столиком у окна.

– Мне везет в последнее время, – сообщил Макс таким тоном, словно иначе и быть не могло, учитывая, к чему он стремился всю свою жизнь. – Я говорил тебе, что выиграл в лотерею во Флориде?

Макс любил задавать подобные вопросы, когда ответ очевиден обеим сторонам и лучше всего игнорировать спрашивающего, – трюк, который Майлз так и не освоил.

– Нет, папа. Мы не общались полгода. Ты не знал, где я. Поэтому как ты мог мне рассказать?

– Ох, да знал я, где ты, – заверил Макс. – Только потому что мне семьсят, еще не значит, что я выжил из ума. У стариков тоже мозги имеются, доложу я тебе.

Майлз потер глаза костяшками пальцев.

– Хочешь сказать, ты на самом деле выиграл в лотерею?

– Не главный куш, – пояснил Макс. – Не все шесть цифр. Пять из шести. Но выручка была изрядной. Тридцать тысяч с лишком.

– Долларов?

– Нет, бумажных салфеток! – Макс выхватил салфетку из держателя. – Долларов, конечно, дурачок.

– Ты выиграл тридцать тысяч долларов?

– Больше, почти тридцать две.

– Ты выиграл тридцать две тысячи долларов, – исправил цифру Майлз, и Макс кивнул. – Ты лично выиграл тридцать две тысячи?

Макс опять кивнул, и Майлз задумался, как иначе поставить тот же самый вопрос. С Максом обычно формулировка играла решающую роль.

– Я и девять других ребят из команды капитана Тони, – признался Макс после длительного молчания.

– И каждый из вас получил по тридцать две тысячи долларов?

– Нет, каждому досталось по три тысячи. Когда десять человек скидываются на билет, выигрыш приходится делить.

Настал черед Майлза кивать. Выуживать правду из отца было одним из немногих удовольствий в их общении, а Макс с не меньшим наслаждением эту правду старался утаить.

– Сколько у тебя осталось?

Макс достал бумажник и заглянул внутрь, словно ему самому было крайне любопытно, какой суммой он располагает.

– На ланч хватит. Я не жмусь, как некоторые. И не боюсь тратить деньги, когда они у меня есть.

“Поэтому у тебя они так редко водятся”, – мог бы прокомментировать Майлз, но перешел к другому вопросу:

– Ладно, папа, что тебя сюда привело?

– Судно “Лайла Дэй” довезло меня до Хилтон-Хед, но там они встали месяца на два, и я сел на автобус до Бостона, потом на другой до Вудс-Хоул, потом на паром – и вот я здесь. – Он ковырнул большим пальцем пятно на рукаве своей куртки. – Моя сумка в камере хранения на верфи.

– Как ты сюда добрался, с этим ясно, – сказал Майлз. – Но ты забыл упомянуть зачем.

– А что, – пожал плечами Макс, – это противозаконно – навестить сына и внучку?

Случалось, и нередко, когда Майлз проголосовал бы за введение такого закона, но пока он должен был согласиться с логикой отца.

– Я подумал, что смогу поднять вам настроение, – продолжил Макс и, поскольку на лице Майлза отразилось сомнение, добавил: – Я умею поднимать людям настроение, знаешь ли. Одно время я даже твоей матери поднимал настроение, хочешь верь, хочешь нет.

– Когда это было?

– До твоего рождения, – не стал врать Макс. – Поначалу у нас с ней было много общего.

– И я все испортил?

– Ну, – протянул Макс, – с твоим появлением лучше не стало, но нет, дело было не в тебе. Совсем нет.

– Тогда в чем?

– Кто знает? – опять пожал плечами отец. – Но я скажу тебе одну вещь, это ужасно, когда хорошая женщина в тебе разочаровывается.

– Мне кое-что об этом известно, – признался Майлз. Кажется, впервые они с отцом откровенничали.

Макс издал губами неприличный звук:

– Кто? Жанин, что ли? Да она родилась несчастной. Как можно сравнивать ее с твоей матерью. Грейс умела радоваться чему угодно, и, если уж на то пошло, это и есть счастье. Повстречай она мужа той женщины, а не меня, все у нее сложилось бы по-другому.

Майлз прятал улыбку. Он и сам пришел к такому же выводу, и было тем более удивительно, что его отец оценивал ситуацию в том же ключе.

– Правда, тогда не было бы тебя.

– Невелика трагедия.

– И Тик тоже.

И Тик тоже. В точку попал.

– Мне бы вас обоих сильно не хватало, – разулыбался Макс. – Особенно ее.

– Если мы сейчас встанем, – Майлз посмотрел на часы, – то как раз успеем встретить ее на остановке автобуса. А потом можешь угостить нас обоих ланчем.

– Да уж, хорошенько поесть тебе точно не повредит, – сказал Макс уже в дверях ресторана. – На сколько фунтов ты похудел с тех пор, как мы последний раз виделись?

– Не знаю. На много, наверное.

– У тебя ведь не рак, правда?

– Нет, только ребенок. Некоторые переживают за своих детей.

– Не воображай, что можешь меня обидеть, потому что не можешь, – заверил Макс, и далеко не в первый раз.